Сеть для Миродержцев
Шрифт:
Лишь одно он знал твердо: это не та женщина, которую он брал в конце каждого сна.
Экстаз мимолетно пронзил его, Красна Девица обмякла и отпущенная брахманом, со стоном повалилась на траву, а Дрона вдруг понял: ему обязательно нужно найти именно ТУ женщину!
Призрак из страны Искуса.
Он был уверен, что это ему удастся.
— Закон соблюден, и Польза несомненна! — еще раз провозгласил Дрона, выпрямляясь. И тут что-то сдвинулось в его рассудке. Сын Жаворонка обвел помутившимся взглядом поляну, заваленную трупами услышал всхлипывания Красной Девицы, ощутил вонь
Слова пришли сами.
Чужие слова.
— Радуйся, женщина! У тебя родится могучий сын старший брат героя, рожденного на погибель царя Кансы! Твой сын будет ему верным другом и опорой воплотив в себе земную ипостась Великого змея Шеша, Опоры Вселенной! Нарекут же его Рамой-Здоровяком, и прославится он подвигами, что совершит вместе со своим младшим братом, имя которому будет Черный Баламут! Но запомни…
Пауза.
И ком в горле.
Ком, распадающийся на части-слова.
— Но запомни: я не встречался на твоем пути! Это боги взяли зародыш из чрева первой жены твоего супруга, дабы не рожала она в темнице, и перенесли плод в твое чрево! Запомни ради блага твоего и блага нерожденного потомства!
Дрона умолк.
Кажется, он сам плохо понимал смысл сказанного.
Мутная пелена постепенно уходила из взора Брахмана-из-Ларца, черты лица разгладились, возвращая обтянутому кожей черепу нормальное человеческое выражение. Дрона помотал головой, с недоумением глянул на потрясенную женщину и протянул ей руку.
Помогая встать.
Красна Девица отшатнулась от человека, чье лицо только что на ее глазах постарело лет на десять. Вскочив, она подхватила с земли остатки сари и кинулась прочь.
Вскоре до ушей Дроны долетел удаляющийся конский топот.
Сын Жаворонка нахмурился, и смута на миг воцарилась в его вечно спокойной душе. Что здесь произошло? Действительно ли он убил многих людей и нелюдей а потом вступил в связь по обычаю ракшасов с чужой ему женщиной? Что из этого было на самом деле а что — лишь мара, иллюзия, искушение?
В любом случае: Закон был соблюден, а Польза несомненна.
Да.
Дрона глубоко вздохнул, успокаиваясь, и отправился собирать хворост для погребального костра. Исчезающе малый червячок сомнения копошился в его душе.
Брахман-из-Ларца чувствовал себя изнасилованным.
Он знал — это пройдет.
Это всегда проходило.
…И стала земля непроходимой трясиной из-за месива плоти и крови.
Там и сям простор был усеян головными уборами воинов, а также их головами, напоминавшими птиц, лишенных хвостовых перьев. Право же, поле битвы, покрытое кругом безглавыми телами, сплошь залитыми кровью, выглядело красиво — будто небосвод, помытый медно-красными облаками. Боевые слоны бежали, сея смятение в рядах своих и чужих, поражаемые стрелами подобно тому, как холмы поражаются чвнями, исторгаемыми из туч. Изувеченные, со сложными бивнями, с размозженными лобными выпуклостями, с отсеченными хоботами, лишенные погонщиков и знамен, те "живые крепости" испускали вой способный заглушить раскаты грома.
Колесницы
И мнилось неискушенному взгляду: все, живые и убитые, были одним человеком. А искушенному мнилось: были они двумя…
Дрона теперь знал эту местность как свои пять пальцев.
Огромное пространство, где раз за разом сходились рати, состоящие из войск четырех родов.
Овраги за ближней ложбиной, извилистые траншеи, в которых сновали мелкие отряды пращников и легкобронных копейщиков, норовя исподтишка ударить противнику в бок.
Распадок у северо-восточных холмов. Трижды сыну Жаворонка в облике сотен пехотинцев приходилось цепляться зубами за каждую пядь этого проклятого распадка, дожидаясь подхода конницы.
Подножия холмов, где из руин колесниц, превращенных в обломки, воздвигались баррикады, и лучники скупо били стрелами, опустошая и без того-тощие колчаны, из-за накрененных боевых площадок, пока слоны с исколотыми ляжками, трубя, прорывались к ним.
Три года подряд изо дня в день он пахал Начало Безначалья тысячами ног, копыт и колес. Три года подряд сшибался лоб в лоб с огненноглазыми аскетами-погонщиками, чьи туго заплетенные косы трепал ветер, пропахший кровью и потом. Триста тридцать три миллиона раз умирал и возрождался. Нажил мозоль на языке, в мельчайших подробностях копируя выкрикнутые врагом-наставником мантры. Призыв небесного оружия въелся в плоть копотью зимнего костра, впитался в душу кислотой, какой ювелиры Хасинапуpa травят желто-коричневые сердолики, оставив на сердце памятные рубцы-борозды — и Дрона был счастлив настолько, насколько это понятие вообще применимо к Брахману-из-Ларца.
Закон был соблюден, и Польза несомненна. Иногда сыну Жаворонка казалось, что его учит бог.
А кто же еще?
Дроне никогда не хотелось узнать, какое именно божество снизошло к нему, распахнув сокровищницу Астро-Видьи. К чему? Любопытство — порок, да и к небожителям Дрона относился гораздо проще, чем большинство смертных, населяющих Второй Мир.
Еще с Шальвапурской обители, когда престарелый Наездник Обрядов раскрыл молодому брахмачарину секрет сетей для Миродержцев.
Однажды, позапрошлой весной, он явился сюда раньше обычного. Отмахнулся от поднимающихся ратей — так охотник отмахивается от верного пса, когда просто выходит во двор по малой нужде, — и двинулся наискосок через равнину.
Прошел между северными холмами.
Ноги вязли в песке, и Дрона не сразу понял, что впереди-океан.
А когда искристая гладь, раскинувшись до горизонта, стала реальностью, Брахману-из-Ларца явился Вишну-Опекун. Темнокожий бог стоял вдали, под сенью огромного дерева с золотой листвой, и грозил Дроне пальцем. Незло грозил, скорей предупреждающе… так, если бы сыну Жаворонка вдруг вздумалось пройтись по воде аки посуху.
Туда, к дереву, что могло именоваться лишь Великим Древом.