Сеть
Шрифт:
Женщина удивленно поиграла бровями.
— Мы же знакомились.
— A-а! — вспомнил я. — Елизавета! Точно, ты мне ночью говорила, это я просто не в себе. Деловое имя, мне нравится.
Она улыбнулась, довольная.
— Это родители постарались. Они обожали комиксы «Русские приключения», ну знаешь, березки, стрельцы, всенародные купания, резня. Вот и назвали меня в честь царицы, а я и не против. Жаль, что сейчас эти комиксы уже не в моде.
Она сделала паузу, потом добавила на всякий случай:
— Елизавета —
— Только не надо мне баки забивать, — заметил я, с наслаждением ощущая, как уходит из сознания кошмар. — Про великих цариц и все такое. Даже школьники знают — баба на троне, это первая шлюха в государстве. Твой славянофил папаша что, сразу понял, кем станет его дочь? Вот опыт, завидую…
— Козел, — сказала она мне, надувшись. — И не трогай моих родителей, это очень хорошие люди. Они хоть и огорчились, когда я пошла в профессионалки, но все равно купили мне новые туфли.
— Клиент всегда прав, — напомнил я ей строго. — Как ты себя ведешь? Кстати, ты действительно профессионалка? Чего-то не видно навыков.
Женщина неожиданно огорчилась, это было трогательно. И тут же полезла доказывать.
— О-о! — простонал я через пять минут, терзая руками ее голову. — Хватит, хватит, верю! Что ж ты делаешь, оставь немножко на вечер… — и неожиданно для себя полюбопытствовал. — Скажи-ка лучше, тебе нравится работа?
— Нет, конечно, — она подняла улыбающееся личико. — Работа не может нравиться.
— Я имел в виду именно твою работу.
Пожала плечами.
— Моя работа? Ничего, жить можно. Да и какая разница? Одни продаются у конвейера, другие — за письменным столом, третьи — как я. Каждый продает, что не жаль.
— Здравая мысль, — согласился я. — Древняя, но очень патриотичная.
Она скорчила гримасу.
— По правде, эта работка грязновата. Вечно попадается какая-нибудь мразь, а ты возись, гони ей кайф. Бывает, ничем не проймешь, как в стену ладонью.
— Кстати, ваш дежурный, знаешь, он ведь…
— Не надо про него, — она закрутила головой, разметала волосы. — Эта мразь стоит всех прочих.
Я облегченно вздохнул и расправил плечи. Кошмар отпустил окончательно, оставив в душе смутное беспокойство и одновременно — ощущение важности происходящего. Тело наливалось непривычной свежестью.
— А вдруг я тоже мразь? — предположил я. — Скрытая. Замаскированная под обычного «своего парня».
«А ведь так и есть», — мелькнула нежданная мысль.
Женщина засмеялась.
— Нет, ты скорее похож на настоящего мужчину.
Настоящий мужчина, — усмехнулся я. — Настоящий человек… Плесень, просто плесень. И она, и я. И никому мы не нужны. И наша дурацкая болтовня никому не нужна, нам самим — в первую очередь.
— С тобой было приятно, — продолжала она. — Ты ласковее, деликатнее других. Сам знаешь, как с нами обращаются. А ты… Если честно, у меня таких
— Ладно, — оборвал я ее. — Достаточно поговорили.
Вылез из-под одеяла и, поеживаясь, проследовал к стулу с одеждой.
— Что с тобой, малыш? — растерялась она. — Обиделся?
— Ничего особенного, — равнодушно объяснил я. — Мне пора.
Женщина спрыгнула с кровати, легко подошла и подала рубашку. Нет, — подумал я, — хватит с меня. Это ж удавиться можно, какая тоска! Вот помру от перепоя или от баб. Хотя куда мне — мразь живуча. Правильно она о нас сказала: ничем не прошибешь, стена. Или она это не о нас?.. Впрочем, неважно. Все неважно, кроме нашего разговора.
— Если хочешь, приходи еще, — попросила женщина, глядя мне в глаза. — Бесплатно, когда я буду свободна. Серьезно. С родителями познакомлю… Хочешь, я сама к тебе приду?
— Нашла рыцаря на белом коне, — буркнул я, заканчивая туалет. — Сейчас, небось, признаешься, что полюбила с первого взгляда… У вас здесь как, все шлюхи такие артистки или ты одна самая умная?
Потом кисло посмотрел на себя в зеркало — заросший, неопрятный, фу! — и направился к двери. Она молча пошла за мной. В небольшой прихожей я затормозил и оглянулся. И тут на меня опять что-то накатило. Стало ее очень жалко. Боже мой, ведь мучается девчонка, цепляется за жизнь, ждет чего-то от жизни, — значит, сорвется скоро. Боже мой, ведь совсем одна… Конечно, она привлекательна и умела, она согласна продавать этот скромный товар каждой встречной сволочи, но ее профессия не нужна людям. Нужна плесени, грязи, гнили. Поэтому она сама — плесень, грязь, гниль. Ее сделал такой наш мир, и она не виновата, что такой остается: правду о себе ей не от кого узнать.
— Лиза, — позвал я, сменив тон. И взял ее руки в свои.
— Да… — с готовностью откликнулась женщина.
— Лиза… — повторил я. Замолчал, не понимая, что сказать. Она безумно шарила глазами по моему лицу, руки ее были горячи и напряженны. Тогда я решился. Надо же когда-нибудь начинать, в самом деле!
— Як тебе приду, — пообещал я, и она стремительно просияла. — Сегодня. Ты не будешь плесенью, Даю гарантию.
Она посмотрела на меня геометрическими глазами и шажком отодвинулась:
— Конечно, Саша…
Тогда я повернулся, вышел в коридор, аккуратно прикрыл дверь. Стена, — думал я, — это каменная, поросшая мхом стена. Мне придется биться в нее не ладонью — лбом. Иначе нельзя. Ноги несли меня на этаж ниже, в таинственный 215-й номер, и мне было совершенно непонятно, зачем я туда иду, но пути назад уже не существовало… Ох и трудно будет жить! — думал я. Эта непривычная мысль сладостно щекотала самолюбие.
В задумчивости я опустился на один пролет и едва не воткнулся в огромного охранника. Он стоял, как изваяние, отгородив внушительным телом целый этаж. Светлый путь вперед оказался закрыт.