Сеть
Шрифт:
— Сгинь, — буркнул Серегин и отвернулся.
— Приказано быть любезной с вами, — грустно сказала знакомая незнакомка и не растаяла.
— Тебя, небось, и поцеловать можно за так, — оживился Серегин, — и похлопать по одному месту за спасибо.
— Я теперь ваша почти-жена, — потупилась она.
От выражения столь безусловной покорности Вадиму стало не по себе. Однако он взял девушку за руку. Ладонь была легкой, прохладной, душа Серегина не выдержала и полетела к красотке. Сам Серегин потянулся следом.
— А я все видел, — с чердака по лесенке спускался упитанный мужчина в красной шелковой рубахе. Где-то
— Ой, Государь пришел, — девушка отпрянула и зашептала Серегину, — кланяйся, кланяйся.
— Ну, что ты, Катерина, — заговорил мужчина сладким голосом, — никакого принуждения. Мы же не в Поселении. Придет время, сам поклонится, по велению сердца. Если я, конечно, заслужу.
— Вы, Государь? — изумился Серегин.
— Да, мы, собирательный образ народа, внешне скромный, простой милый толстячок, ничем не примечательный гражданин — и есть Государь всея Земли. Разве это не знаменательно? Разве не легче от этого людям? А для тебя, Вадим, я — Тимофей Николаевич, просвещенный монарх.
Великий стал простым и близким, но величия при этом не растерял. У Серегина радостно запрыгало сердце, стало хорошо, будто он какая-то часть тела у Государя. Палец, например. Вроде небольшая, да никому не отдашь.
Верховное лицо огребло несколько книжек со стола и бросило их в печку.
— Люблю читать молодых, даровитых, продвигать их. Но люблю и поозорничать, чтобы стресс снять. Устаю я, Вадька, смертельно, даже утехи становятся мне утомительны. Ведь за всем надзираю, слежу, чтобы сохранилось и преумножилось. Только вот Болота укрылись от моего попечения. Даже сейчас, когда я попираю их пятой, они чужды мне. И я не боюсь, Серегин, признаться в том. Лукавая сила зовет меня вглубь, чтобы изранить меня во тьме. Но я не хочу зачахнуть от ран, я так нужен народу.
Государь, ласково улыбаясь, погладил себя по пузу.
— Народ может пока не беспокоиться. Есть еще на что облокотиться. А с лукавой силой иначе сладим. Без таких больших жертв.
— Учителя говорили, что у нас все по справедливости. Но как заставить солнце или грозу быть справедливыми? — спросил Серегин.
— А я на что? — удивился Тимофей Николаевич. — Учителям твоим много не дано понять из того, что ведомо и простой бабе Дуне. Когда что-то движется или является — значит, я «за» или хотя бы не против. Но нет в этом никакого насилия и произвола. Я никогда не иду против законов. Правда, я сам же их и придумал. Но разве это было сделано без любви в сердце, без желания угодить всем? А в итоге то, что случается с рукотворной нашей природой или нашим народом, происходит как бы само собой. Впрочем, бывает, что и вша кашляет. Был бы наивен я, словно юная девушка, если бы считал: не существует-де возможности противозаконных событий. Больше того, они только и ждут момента, чтобы вылезти из своих нор. Но я начеку, не они меня подлавливают, а я их, и чик-чирик, — монарх сделал движение, которым выкручивают белье, — приходится отвлекаться от обеда, сна, любовных игр, чтобы пожурить солнце, выбранить грозу…
Серегин с жадностью внимал и запечатлевал слова Государя. Он, бегущий от исправительной клизмы и нужниковой службы, приобщается к самому сокровенному. С ним учтиво говорят те уста, которые полчаса назад материли солнце.
— А ты и не беглый вовсе, — поправил его Государь, —
— Да я ни словом, ни духом. Сука буду, если вру, — перепугался Серегин.
— Ну, полноте. Не расстраивайся. Так или иначе, я привожу все к общему знаменателю. Мне любой ветер попутный, — успокоил Серегина Государь, — а вот ни слова, ни духа в тебе сейчас нет. Поэтому ты такой робкий, как бы ничтожный.
— Эй, вжарьте мой первый скрипично-балалаечный концерт, — крикнул Тимофей Николаевич квартету, — аллегро виваче.
Музыканты принялись наяривать, как бешеные.
— Я растапливаю лед, я срываю кору, я снимаю кирпичи, — Государь, как иллюзионист в цирке, взмахнул руками, — я возвращаю тебе память!
И Серегина закружил водоворот, он даже упал. Слова, образы и навыки лезли из подполья в образовавшиеся щели, как очумелые. Серегин забубнил, задергался в танце, зачитал нараспев стихи. Он начал понимать, что с ним происходило, и очень огорчился.
— Я буду спорить, Тимофей Николаевич, я протестую. Там, за бугром вашей хваленой Земли, люди давно уже не корячатся на глупой работе. Только с машиной. Сломалась, дайте другую. Дураков нет. А что вы у себя устроили? Удалили умственную заразу вместе с мозгами?
— Эх, опомнился, заголосил… Однажды кое-кто здесь сделал дизель и полпаровоза. А что потом стряслось? Ну, подумай, умник. Что может случиться, когда начинают на пустом месте? Когда все до последней финтифлюшки надо скропать самим? У вас там, в лучшем из миров, это было. И у нас. По тому же сценарию. Грабеж одной половины населения, перенапряг другой, беспредел. Зимой дошли до того, что ели друг дружку. То-то. Сейчас единственное техническое средство осталось — телефонная линия между моим кабинетом и гаремом — для устранения неизбежных конфликтных ситуаций. Напряженка, конечно, кое-где присутствует, но опять-таки для немногих. И то, пока я Болотам шею не свернул. Только никакая механизация против них не поможет. Я однажды вынес по частям из большого мира экскаватор. И что же? Утоп на второй день — до сих пор ковш из трясины торчит, как голова ящера. Это место так и зовется «Яшина топь». Ты думаешь, я каменный? Наоборот, скорблю всем сердцем по поселенцам. Третий тост всегда за них предлагаю. Одно меня утешает. Никто в поселениях, кроме особых неслухов, целую жизнь не коротает.
— Не верю, — полез в бутылку Серегин, — что можно мало-мальски прилично существовать без электричества, магнитофонов, телевизоров, нейлоновых курток, таблеток…
— Именно можно. И иметь самый здоровый образ жизни. Ты видел моих амбалов? За два метра вырастают. А столетнего старичья пруд пруди, они даже эскадронами командуют. Старух своих в погреб законопатят и бабенок им подавай молоденьких. Солнце светит, дождь поливает, земля родит. Кому положено — те ягнятся и телятся. Все через руки проходит, душевным теплом согревается. А лишнего ничего не надо. Лишнее плодит лишнее по-тараканьи быстро. Ваши там индустрии друг на дружку работают да истощают землю вглубь и вширь.