Сети соблазна

Бэлоу Мэри

– Конечно, он пойдет, девочка, – сказал ее отец. – Джеймс, старина, я даже готов на большее. Если вам хочется съездить в Йоркшир на пару недель или в имение вашей сестры, что же, полагаю, мы с Дунканом продержимся, пока вас не будет. А, Дункан?

Джеймс улыбнулся.

– Кажется, мною распоряжаются люди, уверенные, что я непременно буду развлекаться, – сказал он. – Как тут устоишь? Остается только уступить.

Джин восторженно захлопала в ладоши, а Дункан стукнул друга по плечу.

– Вы мой должник, –

заявил он с ухмылкой, – я ведь буду целых две недели выполнять вашу страшно трудную работу.

Итак, его обрекли на посещение пикника. Но худшее ждало его впереди.

В тот же день он сидел в детской дома на Гросвенор-сквер, на коленях у него с торжественным видом восседала племянница, игравшая его часами, висевшими на цепочке. Перед ними сидела на корточках Александра. На другом конце комнаты Кристофер спокойно занимался рисованием.

– Вы, наверное, не понимаете, какую честь вам оказали, – сказала Александра. – Кэролайн симпатизирует немногим. Кроме Эдмунда, меня и няни Рей, единственный человек, которому разрешается брать ее на руки, – это Эллен. А теперь вот вам. Я очень рада. Она должна знать, как ее мать обожала вас, будучи ребенком.

– В прошлом времени? – спросил он, прикоснувшись к темным мягким детским завиткам. – Больше вы не обожаете меня, Алекс?

Сестра улыбнулась:

– Вы знаете, что обожаю. Вы и представить себе не можете, как я ждала вашего возвращения, Джеймс. И как теперь мне хочется, чтобы время остановилось. Вы действительно должны вернуться туда?

– Да, должен, – спокойно ответил он.

– А я надеялась, что вы решите остаться, – сказала она. – Вы стали другим. И я подумала – может быть, вы оставили прошлое позади. Это не так?

– Я снова научился жить, – ответил Парцелл. – Но это легче сделать в другой стране, Алекс. Вы единственный человек в Англии, с кем мне действительно жаль расставаться.

– А матушка, а отец? – задумчиво спросила она. – Вы не сумели уладить ссору с отцом?

– Нет, – ответил он. – Здесь уже ничем не поможешь.

– И все из-за Доры, – сказала она. – Ах, Джеймс, она на самом деле не стоила тех мучений, через которые вы прошли.

– Мне пришлось забыть Дору, – сказал Джеймс, протянув свой монокль племяннице, которая искала, чем бы ей еще поиграть.

– Ну что же, – сказала Александра. – А у вас появился кто-то другой? Не мисс ли Кэмерон? Или, возможно, Мэдлин? – спросила она небрежно.

– Мэдлин? Увольте меня, Алекс. Я в жизни не встречал человека, с которым был бы менее совместим. Вы, разумеется, шутите. Что же до Джин, – лицо его смягчилось, – она мне очень нравится.

– Мне бы хотелось, чтобы вы съездили в Эмберли, – сказала Александра. – Как было бы хорошо уехать из Лондона и побыть с вами вдвоем пару недель. Наверное, это невозможно, я полагаю?

– Это возможно, – отозвался

он и улыбнулся, увидев, как она просияла. – Как раз сегодня утром Дуглас вторично сказал, что я могу взять отпуск, если мне угодно.

Алекс встала.

– Вы приедете в Эмберли? Ах, Джеймс, вы снова увидите и дом, и мой портрет, который сделал Эдмунд и повесил в галерее, и мы поедем верхом на побережье и поднимемся на утесы, и…

– Мама! – В голосе Кристофера звучало нетерпение, потому что он в третий раз пытался привлечь к себе внимание матери. – Идите сюда и посмотрите!

– Ты закончил рисунок? – наконец спросила она. – Тогда дай мне посмотреть, милый.

* * *

Сэр Седрик Харвей ехал в Ричмонд-Парк в закрытом экипаже в обществе вдовствующей графини Эмберли, а также лорда и леди Бэкворт.

– Должна вас предупредить, Седрик, – сказала ему графиня за несколько дней до того (он как раз размышлял о том, в какой карете они поедут), – на тот случай, если вы забыли. Леди Бэкворт ни при какой погоде не может находиться на ветру. И теперь, когда здоровье ее мужа не в лучшем состоянии, она будет вдвойне осторожна.

И поэтому в душный и жаркий день в конце июня он поехал со своим другом, графиней и гостями в карете с плотно закрытыми окнами, в то время как все остальные ехали в открытых экипажах или верхом.

– Но это не имеет значения, Луиза, – сказал он тогда графине, – лишь бы они поехали. Странные они, эти Бэкворты. Я никогда не мог понять людей, неспособных просто радоваться жизни, ведь жизнь так коротка, а будущее полно неопределенности. Кажется, они не очень-то рады, что их сын вернулся домой?

– Эти глупые люди стыдятся, что он зарабатывает себе на жизнь, – ответила графиня. – Они не могут просто радоваться, что он жив и здоров. Когда Доминик три года был в армии, я страшно тревожилась, и это научило меня ценить каждую минуту общения с моими детьми.

– Но ведь это всегда так было, Луиза, – сказал сэр Седрик, прикасаясь к ее руке.

– Я ужасно рада, – говорила графиня Бэквортам, когда они ехали в Ричмонд-Парк, – что вы приедете в Эмберли на целый месяц. Пребывание в деревне действует так успокаивающе, не правда ли? И вам будет приятно подольше побыть рядом с вашими внуками, сударыня.

– Если бы только Александра не разрешала так часто выводить их из дома, – раздраженно проговорила леди Бэкворт. – Видите ли, морской воздух чрезвычайно опасен для их здоровья.

Леди Эмберли улыбнулась.

– А вы, сэр, должно быть, с нетерпением ждете, когда сможете больше времени проводить с вашим сыном, – сказала она, – пока он еще не отплыл в Монреаль.

Лорд Бэкворт склонил голову.

– Я привык жить без него, сударыня, – сказал он. – Все будет так, как то угодно Господу.