Севастопольская страда (Часть 1)
Шрифт:
Он мог бы в другое время написать жене много о том, что было понятно и дорого только им двоим, но теперь за дверью сидело шумное общество, а за другою дверью ждал курьер, который отправлялся обратно в Николаев.
И хотя вот теперь, в ночной уже час, три парохода: "Херсонес", "Бессарабия" и "Владимир", по его же приказу, дежурили за бонами на внешнем рейде в ожидании нападения союзного флота и на всех судах и бастионах ждали тревожных сигналов с его флагманского судна "Великий князь Константин", сам он был далек уже от мысли о возможной опасности, и когда кое-кто за столом сомневался в военных талантах князя Меншикова и не ждал ничего хорошего от его затеи встречать в
На другой день утром, обрадованный тем, что ночного нападения не было, что для укрепления Севастополя дается врагом еще целый день, а это большая удача, Корнилов, взяв с собою только одного нового адъютанта Стеценко, верхом поехал в лагерь на Алме.
Поехал он не за тем, чтобы получить какие-либо распоряжения князя, лагерь уже был связан телеграфом с библиотекой морского собрания, и с князем можно было переговариваться из Севастополя, - нет, хотелось посмотреть лагерь своими глазами и убедиться в том, что действительно он крепок.
Утро было чудесное, бодрое, воздух свежий и ясный, очень четко рисовалась даль.
После ливня, бывшего три дня назад, вновь, хотя и робко еще, зазеленели сожженные летним солнцем неглубокие балки и взлобья холмов. Перепела выпархивали из-под копыт лошадей, когда, желая сократить время, Корнилов и Стеценко сворачивали с извилистой дороги и ехали прямиком. Перепелов в это время года множество собиралось со всей хлебородной России. Отсюда они передвигались дальше на юг.
От укреплений Северной стороны до лагеря на Алме считалось верст двадцать пять, но жилые места - хутора и деревни - были здесь только по долинам речек Бельбека и Качи, а между этими долинами - унылое безлюдье.
Раньше, месяц назад, здесь можно было встретить только чабанов с отарами овец крупных здешних помещиков, но теперь и отары держались как можно дальше от моря, вдоль берегов которого от Евпатории и от Севастополя двигались войска.
Только никому не нужные суслики то здесь, то там торчали на кочках, свистели презрительно.
Оценка человека человеком - весьма капризная вещь: очень часто меняется она под влиянием иногда совершенно ничтожных причин. Но Стеценко привык с юных лет высоко ценить Корнилова как большого знатока морского дела, теперь же, когда Корнилов взял его к себе адъютантом, он стал ближе к нему и как человек.
То бесстрашие, какое проявил Стеценко при высадке союзников, конечно было ему присуще, но он и самому себе, пожалуй, не признался бы в том, что тогда, как и на рейде, чувствовал где-то сзади себя подзорную трубу не Меншикова, которым был послан, а Корнилова, который предложил Меншикову послать не кого-нибудь другого, а именно его.
Ему, плотному и уверенному в прочности своего ширококостного тела, как-то даже чисто физически приятно было чувствовать рядом, конь о конь, гибкое и стройное тело адмирала. Он даже не только прощал ему несколько нефронтовую посадку, напротив, она казалась ему такою, как надо: корниловской. И рука адмирала, которой он держал поводья, рука без перчатки, энергичная, нервная рука, казалась ему еще молодою, - гораздо моложе сорока восьми лет.
Адмирал спросил его о родных (они жили в Киеве), о невесте (у него пока не было невесты), пошутил насчет Нахимова, который каменно-тверд в своих холостых привычках, наконец заговорил о главнокомандующем (голос его, тенорового тембра, тоже очень нравился Стеценко):
– В такие дни испытаний, как теперь, главнокомандующий - это все! Все военные чудеса только от него зависят. И прежде всего, по-моему, он должен уметь выбрать место для боя... Все, что мы сейчас с таким трудом создали под Севастополем, он должен суметь найти на местности... Князь именно такую позицию и нашел, а это половина успеха, не правда ли?
Стеценко слишком высоко ставил своего начальника, чтобы ответить ему, как подобало испытанному адъютанту: "Это - безусловная истина, ваше превосходительство!.." Он принял это за едва прикрытую иронию, почему и сказал, слегка улыбнувшись:
– Это, конечно, не относится к главнокомандующему противной стороны, который наступает на самые лучшие позиции и берет их, ваше превосходительство?
– Ну да, ну да, это, конечно, относится только к главнокомандующим тех армий, которые защищаются, как мы теперь, - живо поправился Корнилов.
– Но, однако, давно ведь известно, что самое лучшее средство защиты...
– Самому напасть! Конечно! Кто же не будет с этим согласен? Но ведь очень большое неравенство сил не обещает успеха при нападении, нет! У князя едва ли наберется и тридцать тысяч против шестидесяти... а может быть, и семидесяти.
– В истории, однако, бывали примеры, когда...
– Еще бы в истории! Но аббат Сийес* очень хорошо сказал насчет этого: "Ссылаться на историю для объяснения настоящих событий, это все равно, что отыскивать известное при помощи неизвестного". История - это часто просто слухи, а ведь говорится же: не всякому слуху верь. Наконец, кого бы вы там ни называли: Фемистокла** ли, напавшего на флот Ксеркса, Александра ли, напавшего на войска Дария, - все равно закон один для всех: войска нападавших были лучше вооружены, - вот почему им и разрешалось историей быть в меньшем числе. У нас же, конечно, наоборот, не будем высокомерны... Но князь в данной обстановке положительно незаменим. Во-первых, он умен и потому не сделает какой-нибудь вопиющей глупости, а это очень важно: один опрометчивый ход может погубить все дело... Ум - это способность предвидеть, как разовьется событие...
_______________
* С и й е с Эммануил Жозеф (1748 - 1836) - французский
государственный деятель и публицист.
** Ф е м и с т о к л - афинский военачальник и политический
деятель (525 - 461 гг. до н. э.), разбил персидский флот у острова
Саламина.
– Что князь умен, этого никто не отрицает, - поспешил согласиться Стеценко.
Он чувствовал, что этот вопрос о главнокомандующем очень волнует адмирала, на которого именно за последние три дня свалилось множество забот князя, множество недоделанных Меншиковым дел. Однако, если он, князь, не успел доделать их здесь, в крепости, когда давалось ему для этого много времени, то каким же образом он справится с ними там, в открытом поле, всего за несколько дней на виду у недремлющего, конечно, и все примечающего врага?
Поняв именно так тревогу своего адмирала, Стеценко поглядел на него вполне сочувствующими глазами.
Над долиной реки Качи стояла старая и густая дубовая роща. Кто-то издревле, века за два, за три, начал заботиться о том, чтобы не вырубались деревья, и в благодарность за это какие они стали мощные, в два охвата, с широкими кронами, с прохладной тенью.
– Вот где можно было бы устроить союзникам второй Тевтобургский лес!* - сказал Стеценко, а Корнилов подхватил оживленно:
– Украли мою мысль, лейтенант! Я только что это же самое подумал!.. А на Алме - там ведь нет такого леса, там ведь голое плато? В конце концов не так-то легко будет держаться там нашим войскам, если у противника большой перевес в артиллерии!.. Вы хорошо знаете это место?