Севастопольская страда
Шрифт:
Одним словом радость была искренняя, глубокая и всепоглощающая, но очень быстро её сменила злость и недовольство. Огромное количество людей, яростно отпихивая локтями, друг друга, стали доказывать командующему, что именно они сбили 'этот проклятый' русский самолет и именно они достойны обещанной награды.
В течение дня, канцелярия командующего была завалена многочисленными рапортами и докладами, свидетельствованиями очевидцев и заключениями экспертов. Прагматические немцы пытались ухватить свой кусочек счастья с тарелки командующего, который не ожидал подобного результата.
Для
С награждением счастливчика сбившего 'ночного охотника' можно было подождать, куда более важным являлось захват и уничтожение форта 'Максим Горький' ставшего бельмом на глазу у командующего.
Первыми, как обычно по форту ударила авиация. Привычно расправив крылья с тевтонским крестом, 'юнкерсы' и 'штуки' принялись бомбить позиции советской батареи, стараниями немецких газетчиков превращенной в неприступную крепость.
Одна за другой налетали на неё волны германских стервятников, торопливо высыпавшие на защитников батареи свой смертоносный груз бомб. Гулко рвались двухсот пятидесяти килограммовые бомбы, разнося в дребезги проволочные заграждения и минные поля, равняя окопы и траншеи, хороня в них советских бойцов.
Любой авиаудар страшная вещь, а когда у противника нет летного и зенитного прикрытия, он страшнее вдвойне. Несчастная батарея ходила ходуном от непрерывных разрывов вражеских бомб. Все подступы к ней были изрыты многочисленными воронками, что позволяло немецким пехотинцам плавно перекатываться из одной воронки в другую, не неся при этом серьезных потерь.
Асы Геринга постарались максимально облегчить штурм русской твердыни своим боевым товарищам, но вот попасть в орудийную башню, они так и не смогли. Пушки советской батареи были надежно заговорены от немецких бомб и тогда, в дело вступила артиллерия.
Так как главные ударные силы осадной артиллерии временно выбыли из борьбы, а учитывая близость немецких позиций орудия 'Доры' было применить невозможно, на первый план вышли две 355 гаубицы, 641-го армейского дивизиона. Переброшенные в Бельбекскую долину эти два гиганта под командованием лейтенанта Хадима, они должны были свернуть голову 'Максиму Горькому'.
Выставив вперед наблюдателей, немецкие артиллеристы принялись обстреливать ненавистную батарею, но уже после второго залпа, у них возникли серьезные проблемы. Выяснилось, что у противника в этом районе имеются свои гаубицы, почему-то не обнаруженные воздушной разведкой.
Советские орудия заметно уступали калибром монстрам лейтенанта Хадима, но это нисколько не влияло на их сокрушительную силу. Также руководимые наблюдателями, они стали пристреливаться к немецкой батарее, уверенно беря её в 'вилку'.
Дав парочку залпов по форту, лейтенант Хадима стал перед сложной дилеммой. По докладу производившего наблюдение унтер-офицера Фебеля, бетонобойные снаряды так и не смогли поразить бронированную башню батареи. Необходимо было принять решение, отводить в другое место или продолжить обстрел.
Обычно, прусскими офицерами руководил инстинкт самосохранения, но командир батареи был представителем нового поколения немецкого офицерства, готового сложить свои головы ради горячо любимого фюрера и фатерланда. Поклявшись 'обетом крови' он решил уничтожить русскую батарею даже ценой собственной жизни.
– Огонь рёхлингскими гранатами!
– воскликнул отважный лейтенант и оба расчета ответили ему радостными криками.
Огромные трехметровые снаряды, заряжались при помощи специального крана. Они уже доказали свою действенность во время штурма укреплений Льежа, взрываясь не от соприкосновения с почвой, а лишь уйдя на определенную глубину.
Не обращая на огонь вражеских орудий, немцы готовили свои гиганты к выстрелу, который был схож с двумя маленькими вулканами. С грохотом и визгом взмыли в небо два огненных столба, однако долгожданная весть об уничтожении русских орудий запаздывала. Как не тер свои глаза унтер-офицер Фебель, но он так и не смог доложить, что орудийная башня слетела с погона или взорвалась.
– Вы её взяли в 'вилку', господин лейтенант. Ещё один залп и башня будет уничтожена - приободрял наблюдатель Хадима, но ещё одного залпа гаубицы дать не сумели. Пока прислуга подготавливала орудия к залпу, батарея попала под накрытие советских гаубиц.
В результате этого, любитель играть с огнем, лейтенант Хадима погиб вместе с четырнадцатью человеками боевого расчета батареи. Остальные были либо ранены, либо получили сильную контузию и не могли выполнять свои обязанности. Вместе с командиром были уничтожены оба орудия. Одно в результате прямого попадания, другое получило повреждение при падении и затем, было добито артиллерией противника.
Нельзя сказать, что и советская сторона не понесли потери в результате этой схватке. Стремясь спасти свои гаубицы, немцы открыли ураганный огонь по предполагаемому месту нахождения батареи старшего лейтенанта Беспятова, который был не меньшим патриотом своей Родины, чем Хадима. Он продолжал вести огонь из своих орудий до тех пор, пока не получил подтверждение от наблюдателя об уничтожении вражеских гаубиц.
Только потом, он отдал приказ о смене позиции. Потеряв от вражеского огня одно орудие и двенадцать бойцов убитыми и ранеными, батарея Беспятова благополучно сменила свою дислокацию, ибо для этого ей требовалось гораздо меньше сил и времени, чем противнику.
Также понесла потери и сама 365-я батарея. Снаряды гаубиц лейтенанта Хадима, если не уничтожили орудийную башню, то полностью заклинили её поворотный механизм, в результате чего, орудия майора Александера могли стрелять только в одном направлении.
Знали об этом солдаты 213-го полка полковника Гитцфельда или нет, неизвестно, но едва прозвучал сигнал к атаке, они смело бросились на штурм батареи, покинув свои воронки и окопы.
До передних русских траншей им нужно было пробежать чуть больше двадцати пяти метров. Для полных ярости и жажды мщения крепких молодых людей, пробежать это расстояние просто ерунда, семечки, но на деле это оказалось трудным делом.