Севастопольская страда
Шрифт:
Немецкие асы действовали в небе Севастополя очень вольготно, но в ночь с 20 на 21 июня, сошла и на них божья кара, в лице отряда 'Бороды'. Получив долгожданный сигнал, разведчики совместно с партизанами Сапрыкина выступили к Н-ской базе немцев и устроили им 'цыганочку' с выходом.
По твердому убеждению немцев, партизаны могли проникнуть на базу только через ворота и усиленно готовились к этому. Минные поля, густая колючая проволока и электрический ток, пущенный по некоторым из секторов заграждений, надежно гарантировали гарнизон от неприятных сюрпризов.
Видя все
Простые и неприхотливые в использовании, они позволяли вести огонь с расстояния чуть более ста метров, что в данном случае было идеальным вариантом. Отрядив партизан наблюдать за дорогой, сразу после полуночи, разведчики атаковали базу.
В отличие от своего батальонного собрата, ротный миномет имел осколочные мины, но этого вполне хватало, чтобы пробить стенку цистерн и вызвать пожар.
Не сразу, только после третьего залпа, удалось партизанам зажечь одну из цистерн. Затем дело пошло на лад. Три легких миномета уверенно громили вражескую базу, не так быстро как хотелось, но уничтожая топливные запасы немцев.
Едва только загорелись первые цистерны, как комендант отдал приказ охранной роте выйти за периметр базы и уничтожить диверсантов. От быстроты их действия зависела судьба всей базы, но на пути немцев встали партизаны Сапрыкина.
Теперь им пришлось идти по небольшому коридору шириной чуть больше трех метров навстречу русским пулеметам. Теперь не партизанам, а немцам приходилось продвигаться вперед под ураганным огнем противника, и действия их были не всегда удачны.
Столкнувшись со столь изощренным коварством русских дикарей, комендант сохранял твердую надежду на скорую помощь со стороны гарнизона Богословки. О нападении партизан было передано незамедлительно и немцы с нетерпением ждали прибытия подкрепления, но так и не дождались.
Идущий первым бронетранспортер с солдатами подорвался на фугас заложенный Селивановым, после чего отряд подвергся обстрелу со стороны партизанской засады. Уничтожить противника партизаны не могли, да им изначально не ставилась подобная задача. По замыслу 'Бороды' они должны были на время задержать противника, что им и удалось сделать.
Постреляв, партизаны отошли, заставив противника потерять драгоценное для него время, но на этом сюрпризы не кончились. Проехав немного, головной грузовик с солдатами вновь подорвался на мине, что вызвало среди немцев сильный переполох, хотя на этот раз огня по ним не открывали.
Высыпав из автомобилей, они принялись яростно строчить в ночную тьму. Вместе с ними заговорили пулеметы с броневиков охраны. Под их прикрытием солдаты двинулись в атаку, но вскоре выяснилось, что атаковать им некого.
С большими предосторожностями колона продолжила свой путь, пустив вперед бронетранспортер, однако больше взрывов не последовало.
Когда подкрепление прибыло к базе, она уже пылала со всех сторон. Полностью израсходовав боекомплект мин, отряд разведчиков отступил, сделав максимум, что он мог сделать в подобной ситуации.
Цистерны с топливом взрывались уже от воздействия мощного пламени, которое распространялось медленно, но неотвратимо и остановить его было невозможно. В страхе перед грядущим наказание комендант базы застрелился, но это не спасло его семью от наказания. Все его близкие были арестованы гестапо, и после недолгого разбирательства были отправлены в концлагерь Равенсбрюк и Заксенхаузен.
Сами разведчики при нападении на базу потерь не понесли, чего нельзя было сказать о партизанах из отряда Сапрыкина. Примерно треть отряда была любо убита, либо получила ранения, прикрывая действия 'Бороды'.
Кроме Ножина и Сапрыкина, в эту ночь в бой с врагом вступили ещё один партизанский отряд специального назначения. Малая его часть, используя идею Селиванова, обстреляла из 82мм миномета один из аэродромов противника.
Имея в своем распоряжении всего семь мин, нападавшие отказались от первоначального плана попытаться уничтожить склад авиабомб, сосредоточив огонь по стоявшим на поле самолетам.
Благополучно выпустив все свои мины и уничтожив два самолета противника, и ещё два повредив, партизаны отошли, бросив превратившийся в обузу миномет.
Однако главной целью их отряда был лечебный пансионат, куда после праведных трудов, летчики отправлялись подлечить расшатанные войной нервы. Офицеры не могли жить в одних условиях с техниками и оружейниками и для них, по приказу Рихтгофена был переоборудован один из опустевших советских санаторных пансионатов.
Находясь в тихом месте, он пользовался славой не только у офицеров Люфтваффе, но и у местного руководства, в лице штурмбанфюрера Занделя. В ночь нападения он находился в пансионате, где и принял смерть от партизанской пули, вместе с тридцатью семью летчиками.
Налет на пансионат давно готовился партизанами, но майор Зинькович никак не давал 'добро' на проведения этой операции, умело собирая в один узелок все разрозненные концы. Удар по VIII корпусу был нанесен так мастерски и умело, что на несколько дней, если не парализовал работу вражеской авиации, то серьезно её затруднил. Хоть на немного, но Севастополь получил долгожданную передышку в борьбе с превосходящим его врагом.
Глава XII. 22 июня.
Ещё до того момента как толкнуть дверь и переступить порог кабинета, адмирал Октябрьский, что называется 'верхним чутьем' почувствовал степень опасности затаившейся за ней. Неосязаемую для обычных органов чувств, комфлота стал хорошо её распознавать на ментальном уровне.
Месяц общения адмирала с генералом Малининым и комиссаром Мехлисом, стал самым черным периодом его флотской службы. Сколько крови, нервов и прочих жизненных соков попила из него эта парочка, не снилось ни одной ночной нечисти.