Севастопольский блиц
Шрифт:
Вслед за гвардией и горцами в гору приготовились тянуть пушки (что было уже откровенной глупостью). Во-первых – тащить пушки вверх по травянистому склону без дороги было сущей каторгой. Во-вторых – никто и не собирался подпускать британскую артиллерию на дистанцию действительного огня, поэтому, едва на батареях началась нездоровая суета, то они оказались разгромлены коротким, но чрезвычайно энергичным артиллерийским налетом. При этом погибло множество артиллеристов, а лорд Реглан полностью отказался от идеи покончить с засевшим на Сапун-горе врагом при помощи артиллерии.
Пока английские полки маршировали навстречу своей судьбе, командующий французской армией генерал Канробер, наблюдая за маневрами англичан, только мысленно крутил пальцем у виска. Лорд Реглан, будто ополоумев от неожиданных неудач, поставил на кон лучшие части своей армии. Атака сильного противника неизвестной численности, с артиллерией и егерями, успевшего хорошо укрепиться на господствующей высоте выглядела предприятием более чем безнадежным. Число жертв пресловутой Атаки Легкой Бригады (уже ставшей синонимом глупости и головотяпства британского командования), сегодня может быть многократно превышено. Да что там «может быть». Потери того осеннего дня уже перекрыты многократно. Прямо со своего командного пункта генерал наблюдал склон, усыпанный телами в красных мундирах английских пехотинцев и красно-синих мундирах зуавов. Такое впечатление, что на склоне этого холма наступил месяц май и в степи зацвели маки и прочие весенние цветы.
«Нет, – решил Канробер, – на этот раз французы не пойдут вслед за своими союзниками». Первоначально эта война в Париже планировалась как легкая прогулка, своего рода карательная экспедиция против обнаглевших дикарей, но упорное сопротивление русских, не желающих дарить врагу победы без боя, заставили заколебаться не только генералов, но и самого императора. Теперь Наполеон требует маленькой ритуальной победы, после которой он с чистой совестью мог бы заключить мир. И кто же виноват, что маленькой ритуальной победой этот человек называет захват Севастополя. А этот город русские не могут позволить себе отдать без самого ожесточенного сражения. Необходимо срочно написать Наполеону письмо, в котором изложить сегодняшнюю диспозицию. И до получения ответа с внятными инструкциями следует избегать неблагоразумных ответных действий.
Тем временем горцы и гвардия на тысячу шагов подошли к месту предыдущей схватки – и тут из вражеских траншей снова защелкали выстрелы. Лорду Реглану опять захотелось протереть глаза. Не было видно никаких клубов белого порохового дыма, как бывает при стрельбе из обычных ружей – только яркие вспышки… и больше ничего. Огонь был направлен исключительно против офицеров. Дети самых богатых, самых знатных, самых влиятельных семей империи (ведь только такие могли купить недешевый офицерский патент в гвардейских полках) навзничь падали на окровавленную траву. Вот первая шеренга одетых в красные мундиры британцев остановилась и дала дружный залп, на мгновение затянувший склон холма белесым пороховым дымом, после чего солдаты принялись перезаряжать свои штуцера.
И тут же из траншей последовал ответный залп – такой же плотный и злой, как у англичан, а за ним еще и еще. Тут уже ни о какой избирательности не могло быть и речи; на склон холма рухнули убитые и раненые, и ряды красномундирных солдат тут же смешались. Мгновенное облегчение лорда Реглана от того, что у противника массовое оружие такое же, как у англичан, сменилось недоумением от непонятной скорострельности неизвестных ружей. Скрывающиеся в траншеях незнакомцы успевали сделать три залпа в то время, как англичане давали только один. Встряхнувшись будто собаки, британские гвардейцы, взяли свои штуцера наизготовку для штыкового боя и быстрым шагом пошли вперед. Стоять на месте и перестреливаться с противником, имеющим тройное преимущество в скорострельности, было бы чистым самоубийством. В дальнейшем залпы из траншей следовали с убийственной частотой, голоногие хайнлендеры в килтах и гвардейцы в штанах выбывали из строя один за другим, а траншея, в которой засел неведомый противник, приближалась невыносимо медленно.
И вот, наконец, шотландцы и гвардия перешагнули через оставшиеся после предыдущей атаки последние трупы британских и французских солдат. Отсюда бруствер траншеи, как и торчащие над ним лица, раскрашенные, будто у леших, черно-зеленой краской, уже видны совершенно отчетливо; но вдруг прямо под ноги солдатам Ее Величества полетели какие-то яйцевидные предметы, много предметов. А потом разом громыхнуло так, что первые ряды британцев оказались полностью сметены, после чего из траншеи с нечленораздельным матерным ревом, мало напоминающим классическое «ура», густо полезли плечистые фигуры в буро-зеленых мундирах, вооруженные кто двуручным мечом, кто алебардой, а кто и берданкой с примкнутым штыком. И начался тот самый ожесточенный рукопашный бой на полное истребление противника, какой бывает только тогда, когда «верные» дерутся с «неверными».
Но британцев было много, целых две дивизии, выстроенных в несколько линий. Истребив первую и вторую линии британского построения, артанские легионеры в упор столкнулись с третьей и четвертой линией. У этих солдат, еще ни разу не стрелявших по врагу, штуцера были заряжены, в результате чего в упорной кровавой схватке с выстрелами в упор потери стали нести обе стороны. Впрочем, чтобы одолеть первый артанский легион, этого было недостаточно. Прошло не более четверти часа, ожесточенного рукопашного боя, и на ногах не осталось ни одного солдата в красных мундирах. И наступила тишина… А потом пришло время санитаров. При этом наблюдавшие снизу британские и французские генералы и офицеры видели, что на носилках с места схватки уносят не только раненых в мундирах буро-зеленого цвета, но и британцев, и даже, кажется, парочку зуавов, каким-то образом выживших с момента первой схватки.
И там, внизу, разгорелся нешуточный спор. Лорд Реглан, надрываясь, требовал, чтобы снова и снова повторять атаки на Сапун-гору и продолжать их столько раз, сколько потребуется для очищения этой горы от присутствия неприятеля. Казалось, весь остаток жизненных сил в этом человеке сосредоточился на мести за свой конфуз. Он кричал, настаивал, требовал, убеждал – но все без толку. Генерал Канробер непоколебимо стоял на своем: мол, без инструкций из Парижа от своего императора он не пожертвует ни одним солдатом, ограничившись мероприятиями самообороны. Все, финита ля комедия.
К тому же куда-то запропастился находившийся при главной квартире турецкий главнокомандующий Омер-паша. Его искали и никак не могли найти – и это наводило на крайне неприятные соображения. Лорд Реглан с полной серьезностью начинал подозревать, что хитрый турок взял русские деньги и приказал своим солдатам открыть дорогу на вершину Сапун-горы. Впрочем, никаких доказательств, свидетельств и прочих юридических штучек у британского главнокомандующего не было. Были некоторые косвенные факты и догадки – а потому все это «вполне вероятно (highly likely), господа». Кстати, генерал Канробер не разделял этой убежденности и говорил, что прежде чем обвинять союзников в предательстве (даже таких бросовых как турки), стоит сначала заполучить хотя бы парочку неопровержимых фактов, доказывающих их измену.
Пятьсот восемьдесят пятый день в мире Содома. Полдень. Заброшенный город в Высоком Лесу, подвалы Башни Терпения.
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский.
Командующего турецкой армией в Крыму Омера-пашу (в прошлом православного, серба и австрийского подданного Михаила Калласа) мои головорезы из разведбата, как это обычно бывает в таких случаях, еще до утреннего намаза умыкнули вместе с молоденькой русской наложницей прямо из собственного шатра. При этом охрана, оберегающая сон и покой этого предателя собственного народа, не повела даже ухом – что и неудивительно, поскольку захватом командовала Артемида, а уж полог тишины ставить она умеет. Она же у нас настоящая богиня, в конце концов. С недавних пор она воспылала солидарностью к разным страдающим особам своего пола и взяла себе в обычай мстить их обидчикам. Вот и Омер-паша, не самым ласковым образом обращавшийся со своими наложницами, вызвал у нее профессиональный интерес.