Север и Юг
Шрифт:
Глава VIII
Домашние заботы
«И это дом, дом, дом,
Дом, где я буду жить».
Мэтью Арнольд
Новые светлые обои немного примирили их с Милтоном. Но требовалось большее - то, чего они не могли себе позволить. Когда миссис Хейл приехала в новый дом, наступило время густых желтых туманов, застилавших долину и широкий изгиб реки, который прежде был виден из окна.
Маргарет и Диксон два дня распаковывали вещи и обустраивали комнаты, но в доме все еще царил беспорядок. А снаружи густой туман подкрадывался к окнам, заплывал в каждую открытую дверь, клубился под потолком душными белыми завитками нездорового воздуха.
– О, Маргарет! Мы будем жить здесь?
– спросила миссис Хейл в полном смятении.
Унылый тон, которым был задан вопрос, болью отозвался в сердце Маргарет. Она едва заставила себя ответить:
– О, туманы в Лондоне иногда намного хуже!
– Но тогда ты знала, что ты - в Лондоне, а рядом твои друзья. Здесь же… мы одиноки! О, Диксон, что
– В самом деле, мэм, я уверена, оно кого хочешь доведет до могилы, едва ли кто выживет здесь! Мисс Хейл, для вас это слишком большая тяжесть.
– Совсем нет, Диксон, спасибо, - ответила Маргарет холодно.
– Самое лучшее, что мы можем сделать для мамы - подготовить ее комнату, чтобы она могла лечь спать, а я пойду и принесу ей кофе.
Мистер Хейл также был подавлен и ждал сочувствия от дочери.
– Маргарет, я убежден, что это нездоровое место. Что, если твое или мамино здоровье ухудшится? Жаль, что я не поехал в какой-нибудь сельский край в Уэльсе, здесь, действительно, ужасно, - сказал он, подходя к окну.
Но пути назад не было. Они обосновались в Милтоне и должны стойко переносить капризы погоды. Более того, казалось, что другая жизнь скрыта от них этим густым туманом. Только вчера мистер Хейл подсчитал, во сколько обошлись им переезд и две недели, проведенные в Хестоне, и нашел, что потратил почти все свои небольшие сбережения. Нет! Они уже здесь, здесь и должны остаться.
Ночью, когда Маргарет поняла это, она долго сидела в темноте, оцепенев от горя. Тяжелый пахнущий дымом воздух витал по ее спальне. Высокое и узкое окно комнаты смотрело на пустую стену соседнего дома. Она едва проступала сквозь туман и казалась огромной непреодолимой преградой, скрывшей от них надежду. В спальне Маргарет был беспорядок - все свои силы она потратила на обустройство комнаты матери. Маргарет присела на ящик и с болью в душе подумала о том, что ярлык, прикрепленный к нему, надписали еще в Хелстоне - прекрасном, любимом Хелстоне! Она глубоко задумалась, и тут, к счастью, вспомнила, что получила письмо от Эдит, которое не успела прочитать до конца в суматохе утра. Эдит рассказывала об их прибытии на Корфу, о путешествии по Средиземному морю - о музыке и танцах на борту корабля. Веселая новая жизнь открывалась перед юной миссис Леннокс. У нее был дом с балконом, выходящим на белые утесы и глубокое синее море.
Эдит писала легко и красиво, но не умела создавать на бумаге яркие образы и живые картины. Она не смогла уловить характерные особенности пейзажа, но перечислила достаточно беспорядочных деталей, и Маргарет все же удалось представить себе виллу, снятую капитаном Ленноксом, стоящую высоко на крутой скале, над самым морем. В последние дни этого года они, казалось, только и делали, что плавали на лодках и устраивали пикники на берегу. Вся жизнь Эдит на свежем воздухе проходила в удовольствии и радости и была подобна высокому голубому небу, безоблачному и чистому. Ее муж вынужден был посещать строевую подготовку, а она, как самая музыкальная из жен офицеров, по просьбе капельмейстера была вынуждена переписывать последние новинки английской музыки - это оказались их самые суровые и тяжелые обязанности. Эдит выразила робкую надежду на то, что если и в следующем году полк остановится на Корфу, Маргарет сможет к ней приехать и погостить подольше. Она спрашивала Маргарет, помнит ли та, как год назад в тот же день лил дождь, и как она не хотела надевать свое новое платье, чтобы пойти на этот глупый ужин, и как промочила и забрызгала подол, пока они ехали в экипаже, и как в том доме они впервые познакомились с капитаном Ленноксом.
Да! Маргарет хорошо помнила тот день. Эдит и миссис Шоу поехали на ужин. Маргарет присоединилась к ним вечером. Роскошный прием, дорогая и красивая мебель, огромный дом, тихая, спокойная непринужденность гостей — все эти воспоминания живо пронеслись перед ней, и она с удивленным вздохом вернулась в настоящее. Спокойное течение той старой жизни закончилось, без какого-то знака, говорившего, где свершилась роковая перемена. Привычные застолья, визиты, покупки, танцевальные вечера, все ушло, ушло навсегда. Эдит и тети Шоу тоже больше не было в Лондоне, поэтому она даже меньше скучала. Она сомневалась, что кто-либо из ее прошлого окружения думает о ней, кроме Генри Леннокса. Маргарет знала, что он тоже будет стараться забыть ее из-за боли, которую она ему причинила. Она слышала, как он часто с гордостью говорил о своей силе воли, благодаря которой он был способен заставить себя забыть о том, что причиняло ему неприятности. Потом она представила, как все могло бы случиться. Если бы она на самом деле любила его и приняла его предложение, то перемена взглядов отца и изменение его положения в обществе были бы с раздражением приняты мистером Ленноксом. С одной стороны, для нее это оказалось бы горьким разочарованием, но она смогла бы его вынести, поскольку знала, что намерения отца чисты, это придало бы ей сил примириться с его ошибками, хотя, возможно, она и говорила бы о них с осуждением. Но светские толки о странном поступке мистера Хейла угнетали и раздражали бы мистера Леннокса. Как только Маргарет поняла, как все могло бы быть, она почувствовала благодарность за то, что этого не случилось. Сейчас они бедны, но хуже уже не могло быть. Когда пришли письма от Эдит и тети Шоу, то вся семья храбро восприняла их удивление и смятение. Маргарет поднялась и начала медленно раздеваться, чувствуя наслаждение от того, что может позволить себе не торопиться после такого суматошного дня, хотя было уже поздно. Она уснула, надеясь, что новый день принесет облегчение телу и душе. Но если бы Маргарет знала, сколько времени пройдет, прежде чем придет облегчение, она бы упала духом. Время года было неблагоприятным как для здоровья, так и для оптимизма. Ее мать сильно простудилась, и Диксон было явно не по себе, хотя Маргарет не могла больше обижаться на нее, пытаясь беречь ее и заботясь о ней. Они не могли найти девушку в помощь Диксон - в Милтоне все работали на фабриках. Тех же, которые обращались к ним, Диксон распекала за то, что они считали, будто им можно доверить работу в доме джентльмена. Поэтому Хейлам пришлось держать приходящую уборщицу. Маргарет хотела послать за Шарлоттой, но сейчас им было не по средствам держать такую хорошую служанку, да и до Хелстона было слишком далеко.
Мистер Хейл встретился с несколькими учениками, рекомендованными ему мистером Беллом и мистером Торнтоном. По большей части ученики были в том возрасте, когда мальчики еще учатся в школе, но, согласно общепринятым в Милтоне взглядам, чтобы сделать из парня хорошего торговца, его нужно с молодых лет приучать к работе на фабрике, в конторе или на складе. Если послать его в Шотландский университет, он вернется непригодным к коммерции. В Оксфорд и Кембридж не принимали до восемнадцати лет. Поэтому многие промышленники подыскивали свои сыновьям должности в коммерческих предприятиях, едва тем исполнялось четырнадцать - пятнадцать лет, беспощадно отрезая все пути для дальнейшего образования. Но все же оставались еще умные родители и молодые люди, у которых было достаточно здравого смысла, чтобы осознать свои собственные недостатки и попытаться исправить их. Среди них было несколько мужчин в расцвете лет, которые решительно признавали свое собственное невежество и намеревались выучить то, что им следовало выучить раньше. Мистер Торнтон был, возможно, самым старшим учеником мистера Хейла. И конечно, самым любимым. У мистера Хейла вошло в привычку цитировать его мнения так часто, и с таким уважением, что это превратилось в маленькую домашнюю шутку.
Маргарет вполне одобряла это легкое, шутливое отношение к знакомству отца с мистером Торнтоном, потому что чувствовала, что миссис Хейл слегка ревнует мужа к его новому другу. Пока его время в Хелстоне было занято исключительно книгами и прихожанами, ее мало заботило, много ли она с ним видится или нет. Но теперь, когда он с нетерпением ожидал занятий с мистером Торнтоном, она, казалось, была уязвлена и обеспокоена, что он впервые пренебрег ее обществом. Чрезмерная похвала мистера Хейла, как это нередко бывает, производила на слушателей обратный эффект. Они не склонны были верить в неизменную и безупречную справедливость этого Аристида. [5]
5
Аристид - (лат. Aristides, греч. Аристидис) (около 540 — около 467 до н. э.), афинский политический и военный деятель. Содействовал Клисфену в его законодательных реформах, был одним из стратегов афинян в Марафонской битве (13 сентября 490 до н. э.). В 489–488 гг. до н. э. был первым архонтом Афин. На этом посту Аристид отражал интересы богатых землевладельцев, выступал против планов Фемистокла укрепления мощи морских сил. Вследствии конфликта с Фемистоклом в 482 г. до н. э. Аристид подвергся остракизму и был изгнан на десять лет из Афин, но после всеобщей амнистии по случаю персидского вторжения, в рядах афинян принял участие в борьбе против захватчиков. Аристид участвовал в Саламинском сражении (сентябрь 480 г. до н. э.), в качестве стратега руководил войском в битве при Платеях (26 сентября 479 г. до н. э.). В 478 до н. э. стал командовать всем греческим флотом в войне против персов, стал инициатором и руководителем Делосского союза (Первого афинского морского союза). С 477 г. до н. э. отошел от политической деятельности. В Афинах Аристид считался образцом справедливости и неподкупности, за что получил прозвище «О Дикеос» — «Справедливый».
Прожив более двадцати лет в деревенском приходе, мистер Хейл был ослеплен той грандиозной энергией, которая била в Милтоне через край, с легкостью преодолевая бесчисленные трудности. Власть машин и мужчин в этом городе произвела на него сильнейшее впечатление, и он поддался этому чувству, не задумываясь о деталях. Но Маргарет мало бывала за пределами дома и не знала, сколь сильно машины и люди, связанные с ними, влияют на общество, и, как это часто случается, незаметно стала одной из жертв, неизбежных при таком порядке вещей. Всегда следует задаваться вопросом, все ли сделано для того, чтобы уменьшить страдания тех, кому суждено страдать. Или триумфаторы растопчут беспомощных вместо того, чтобы просто увести их в сторону с дороги победителя, к которому они не сумели присоединиться?
Маргарет пыталась найти служанку в помощь Диксон. Однако представления Диксон об услужливых девушках были основаны на воспоминаниях об аккуратных ученицах Хелстонской школы, которые гордились тем, что им позволили прийти в пасторский домик в будний день, относились к миссис Диксон со всем уважением и трепетали перед мистером и миссис Хейл. Диксон не требовала этой трепетной почтительности по отношению к себе, но и не возражала, если благоговение с которым девочки относились к семье пастора, распространялось и на нее. Их манеры льстили ей, как Людовику XIV льстили его придворные, прикрывая глаза от слепящего света, будто бы исходящего от него. Но ничто, кроме преданной любви к миссис Хейл, не могло заставить Диксон примириться с грубыми и вольными манерами милтонских девушек, искавших место служанки, даже если они отвечали ее запросам. Они выдерживали длинную череду ее вопросов, но сомневались в платежеспособности семейства, которое отдавало за дом тридцать фунтов в год и еще важничало и держало двух служанок, одна из которых была очень сердитая и властная. Мистер Хейл больше не считался священником Хелстона, а только человеком, который мог потратить определенную сумму. Маргарет была утомлена и раздражена жалобами Диксон на поведение этих новых служанок, которыми та постоянно тревожила миссис Хейл. Не то, чтобы Маргарет отталкивали грубые манеры этих людей; не то, чтобы она избегала с брезгливой гордостью их приятельского обращения и сильно возмущалась их нескрываемым любопытством к состоянию и положению любой семьи в Милтоне, не занимающейся торговлей. И все же ей очень хотелось найти вежливую и расторопную служанку и оградить мать от новых огорчений.