Северина
Шрифт:
Дальше виднелись прилавки с различной зеленью, овощами, фруктами, ягодами. Продавалось всё, а чего не имелось на прилавках, можно всегда найти через юрких и шустрых базарных мальчишек, которые знали всё, что происходит в этом заведении и знали, что и где можно купить.
– Каму-у семечек!
– Падхады, дарагой, свежее грузинское вино двадцатилэтней выдержки.
– Лук, редиска, морковь!
– Пробуй, ты таких даже никогда не видел, – толстая дама совала арбузный ломоть, усаженный добрым десятком жирных мух, щуплому мужичонке,
– Бэри здесь, у мэня крупные и сочные, – торговец помидорами не хотел отпускать покупателя к соседу.
– Гарны семечки, берите семечки.
– С чем у вас пирожки?
– Отборное говяжье мясо, не моргнув глазом, – отвечала торговка. Она знала, что в этом мясе говядина не присутствовала. На фарш перемолото мясо ондатр после снятия шкур, – Берите больше, пирожки свежие!
– Мне пучок луку.
– Зачэм пучок, бэри два, сэбе и жене, а ещё дэтям возьми рэдиски, – уговаривал покупателя торговец в кепке.
Базарная жизнь для постоянных обитателей представлялась обычными буднями, даже слова, которые произносили торговцы, лишены обычной окраски; они произносились по инерции, не задумываясь, профессиональным голосом, привыкшим выкрикивать одни и те же фразы.
Шустрый пацан схватил с прилавка яблоко и нырнул в толпу.
– Держите во-о-ра!
Раздался милицейский свисток. Толпа колыхнулась. Поворачивались головы.
– А? Что? Где? Кого убили? – переспрашивали друг у друга покупатели.
Кто-то наступил на ногу собачонке. Она схватила зубами первую попавшуюся ногу за сапог.
– Уберите собаку! Чья собака? – орал подвыпивший мужик, пытаясь отодрать жучку от сапога, – «Она съела мою ногу. О-о-о-…»
Мужик на телеге ехал сквозь ряды.
– Поберегись!
Толпа расступалась и за телегой снова смыкалась в единое целое.
В это время и прибыли Завьялов с дочерью на рынок. Они отвоевали себе место в дальнем конце, не самое бойкое и престижное, но радовались и этому. Конкурентов, если не считать мужика с несколькими окунями, у них не наблюдалось. Всё получилось очень хорошо: не успели они выложить образцы на прилавок, как тут же образовалась небольшая очередь.
– Почём рыба? – шустрая женщина резво пыталась узнать цену.
– Маленькие по три, большие по пять, – пошутил Завьялов.
– Где это видано, чтобы рыба была дороже водки? – возмутилась сразу женщина, таких и цен не бывает. Селёдку продают по сорок копеек. Ты, мужик, не из буржуев? Ишь, харю-то отъел!
– Это не селёдка, – невозмутимо сказал Николай Николаевич, – Это свежая озёрная рыба. Налетай, уступлю дёшево! Плотвички дешевле, сиги и язи дороже. Сами мы не буржуи – пролетарии. А будешь обзывать – продам другим.
– Пролетарий, видишь, ларёк держит, чтобы не упал, а ты никак не пролетарий. Сбавляй цену, иначе запишем в буржуи.
Торговля шла хорошо. Рыба раскупалась. Рекламу делали сами покупатели,
Иван появился, когда рыбы почти не осталось.
– Ну, как у вас дела?
– Наши дела все в кошельке, рыба продана, – ответил Николай Николаевич, – А ты чего не на работе?
– Сбежал. Не мог усидеть, переживаю за вас.
– А чего переживать? Дело сделано, попутно нас записали в буржуи. Говорят, что я по морде буржуй.
– Ха-ха-ха, рассмеялся Иван. Конечно, теперь буржуи, разбогатели.
– У меня от рыбы все руки красные, – сказала Северина, – Соль попала, сейчас бы умыться.
– Пойдём ко мне, квартира в вашем распоряжении: и отдохнёте, и умоетесь.
– Почём окуни? – подошедшая женщина пыталась заглянуть за прилавок.
– Остатки, – ответил Завьялов, – Берите всё – будет дешевле.
– Тогда, давай за полцены.
– Бери! – Николай Николаевич больше не торговался. Дело на сегодня сделано.
– Северина, Николай Николаевич, я приглашаю! – Иван сделал широкий жест рукой.
– Мы чайку попить не против, время обеда просрочили. С нас, между прочим, горит! Не возражай, я покупаю.
Николай Николаевич купил бутылку хорошего вина, А Жуков быстренько приобрёл всё необходимое к чаю и на закуску, и они отправились к Ивану.
Пока Северина плескалась под краном, мужчины накрыли стол. Электрический алюминиевый чайник закипал. Заварив чай, мужчины пошли умываться, а Северина прихорашивалась перед зеркалом, чему раньше времени уделяла совсем мало.
За столом оказалось шумно, не столько от количества людей, сколько от удачной торговли.
– А ты видел, Иван, сколько мяса на прилавках? Кукурузу я тоже заметил. Установка партии воплощается в жизнь. Раньше такого количества мяса на прилавках не лежало. Правда, почти одна свинина, но и это уже хорошо.
– Я на рынок хожу редко, а перемен как-то не замечал. Нам городским это в глаза сильно не бросается.
– А вот мы замечаем. Скоро Союз не только атомной бомбой сможет похвастать, заживём не хуже Америки.
– До Америки нам расти долго. Там загнивающий капитализм, и совсем неплохо загнивают: в стране изобилие. Даже по самой скудной информации, что передаёт «Голос Америки», их уровень жизни на порядок выше.
– Ты слушаешь вражьи станции? За это могут и привлечь.
– Очень редко. Я, думаю, вы меня не продадите. Сейчас уже не сталинские времена, чтобы за прослушивание сажали, а вот распространять услышанное нельзя. За это привлекут точно.
Пока мужчины вели дискуссию, Северина разглядывала квартиру и не узнавала. Она не ожидала увидеть столь значительных перемен. Всё оказалось прибрано и лежало на своих местах. Даже в ванной комнате она обратила внимание, что отсутствовали женские прибамбасы и наведён идеальный порядок.