Северная Аврора
Шрифт:
События, о которых шел разговор, были известны и Фролову. Он с интересом и сочувствием вслушивался в. слова незнакомого человека, с негодованием говорившего, о предательстве Юрьева. Словно ощущая это сочувствие, незнакомец обернулся и взглянул на Фролова своими быстрыми блестящими черными глазами. Фролов уже хотел вмешаться в разговор, но в эту минуту дверь кабинета приоткрылась.
– Товарищ Фролов еще здесь? Прошу. Комиссар прошел в кабинет.
Илье Николаевичу Семенковскому, одному из руководящих работников военного комиссариата Северной коммуны, было лет тридцать с небольшим. Но морщины, образовавшиеся около губ и глаз от постоянной иронической усмешки, старили его. Гимнастерка с расстегнутым воротом, брюки в полоску, манера жестикулировать при разговоре - все обличало в нем штатского. Тем более он старался теперь показать всем окружающим, что в его лице они имеют дело с настоящим военным. Разговаривал он преувеличенно громким и от этого фальшивым голосом, держался неестественно прямо, а речи своей стремился придать ту отрывистую резкость, которая, по его мнению, должна была сопутствовать каждому военачальнику. Заложив руки за спину, он расхаживал вдоль своего длинного письменного стола, уставленного стаканчиками для перьев и карандашей, бронзовыми пресспаиье, подсвечниками и чернильницами.
Разговор начался с того, что Семенковский попросил Фролова рассказать его биографию.
– Хочу поближе познакомиться с вами, - сказал он, так приторно улыбаясь, что это сразу не понравилось Фролову.
– Да что особенного... Ничего особенного в моей биографии нет, хмурясь, проговорил комиссар.
– Участвовал в Свеаборгском восстании... Помните 1906 год? Ну, удрал из тюрьмы и до 1915 года скитался по всяким заграницам. И матросом плавал, и кочегаром, и помощником машиниста. В 1915 году пришел в Мурманск из Англии, здесь получил амнистию, но остался служить в торговом флоте. На военный-то не взяли... После приезда Ленина окончательно осознал, что мне по пути с большевиками, вступил в партию. Вот и все!
– В заключение Фролов пожаловался на то, что в порядке партийной мобилизации он получил назначение в армию.
– А я флотский. Прощу откомандировать меня на флот.
– Какой там флот...
– Семенковский махнул рукой.
– Вы, товарищ, назначаетесь на Север! Сегодня ночью ваш отряд должен быть готов к выступлению. Ясно?
– Ясно, - ответил Фролов.
– Ребята у меня хорошие, молодые. Половина питерцы, половина - псковичи. Есть и старослужащие. Только я-то сам...
– Что вы-то?
– Я, так сказать, коренной матрос. В пехоте никогда не служил. Есть у меня в отряде два пехотных унтера. Да ведь это все-таки солдаты. Военспеца настоящего нет...
– А как же я?
– с хвастливым задором перебил его Семенковский. Генералам приказы отдаю! По струнке ходят! Научился! Завтра еду в Вологду. Там будет местный центр обороны. Хотят меня в штаб законопатить. Я, конечно, предпочел бы строй.
Семенковский поморщился, делая вид, что недоволен новым назначением. Но Фролов, занятый своими мыслями, не обратил на это никакого внимания.
– Мне бы на Северную флотилию, - твердил он.
– Самое подходящее дело. Туда нельзя ли?
Улыбнувшись той особой улыбкой, которую, по его мнению, должны иногда позволять себе снисходительные начальники, Семенковский похлопал Фролова по плечу:
– Во-первых, батенька, говорить о переводе уже поздно. А во-вторых, какие там флотилии! Всех моряков на пешее положение переводим. Документы об отправке получи сегодня же. И... шагом марш!
Он пожал Фролову руку, показывая, что разговор окончен.
– Обратись к Драницыну. Он все оформит.
– Это какой? С пробором, что ли?
– Он самый!
– Семенковский усмехнулся.
– Попал ко мне вместе с мебелью. Между прочим, кадровик! Презирает канцелярщину.
– Он помолчал, как бы что-то соображая.
– Тебе военспец нужен. Вот и возьми его в свой отряд. Хочешь?
– Не нравится он мне.
– Не нравится?
– тонкие губы Семенковского сами собой сложились в ироническую усмешку.
– Не нравится? Ты что, невесту выбираешь? Бери тех, кто идет к нам на службу. Думаешь, мне нравятся мои генералы? Я смотрю на них, как на заложников.
– А разве он не едет с вами в Вологду?
– Наотрез отказался. Хочет в строй. Не желает сидеть у чернильницы.
– Воевать хочет?
– Именно! Кадровик. Боевые награды. Судя по послужному списку, отлично зарекомендовал себя в прошлой войне.
– Ну, а вообще-то что он собой представляет? С изнанки-то? Каковы его политические симпатии?
– Насколько мне известно, честный военспец. К тому же артиллерист.
Фролов задумался. У него в отряде вовсе не было артиллеристов. Молодой офицер как будто подходил по всем статьям, но аккуратный прямой пробор, английская книга... Впрочем, на то он и комиссар, чтобы в случае чего...
– Черт с ним! Беру!
– Он решительно хлопнул ладонью по столу: - А дальше посмотрим.
Драницын был искренне рад перемене в своей жизни. Прежде всего он избавлялся, наконец, от этого самовлюбленного "штафирки", как он называл Семенковского. Но еще радостнее для него было возвращение к старому, привычному делу.
Драницын думал об этом, шагая по Невскому проспекту вместе с Фроловым и Андреем. Фролов также шел молча и только изредка, словно невзначай, посматривал на своего военспеца, который был выше его. на целую голову.
– Странный человек ваш бывший начальник, - усмехнувшись, сказал Фролов Драницыну.
– Как же он мог так быстро вас отпустить? Ведь все дела в ваших руках...
– Во-первых, я только дежурный адъютант, - ответил Драницын.
– А во-вторых, Семенковский усвоил себе такую манеру. Раз, два - и готово. Ему кажется, что это-стиль истинного военного.
На Аничковом мосту, возле вздыбленных бронзовых коней, которых удерживают нагие стройные юноши, комиссар остановился.
– Сегодня ночью мы выступаем, - сказал он Драницыну.
– Вот вам первая боевая задача. Я вернусь через три часа. К этому времени все должно быть готово.
– Слушаюсь!
– ответил Драницын.
Фролов простился со своими спутниками и пешком (тогда все в городе ходили пешком) направился к Смольному.
Некоторое время Драницын и Андрей шли молча.
– Что за человек комиссар?
– наконец спросил Драницын.
– Кажется, не из разговорчивых.
– Право, не знаю, - ответил Андрей.
– Я ведь сам только второй день в отряде. Насколько я могу судить, довольно замкнутый человек. Но в общем и целом как будто симпатичный...
– В общем и целом?
– Драницын засмеялся.
– Да... Другие люди пришли, задумчиво проговорил он.
– Мне сначала казалось, что все большевики одинаковые, и только теперь я начинаю понимать, до чего они разные. Вы, конечно, непартийный?
– Нет, - ответил Андрей.
– Я так и думал. Но, очевидно, сочувствуете большевикам, раз пошли к ним в армию?