Северная Пальмира
Шрифт:
Но Логос почему-то ему не верил. Да, как всякий торговец, Меркурий пойдёт на компромисс. Ради выгоды он готов на многое. Но это не означает надёжность. А кто надёжен, кто?
«Надейся только на себя», – наставлял когда-то Элий друга своего гладиатора. Гладиатор стал богом. Но у него остался только один верный союзник – Элий.
Что ж, последуем совету старого друга.
Глава XIII
Игры в Северной Пальмире
«Сын диктатора Бенита Александр делает поразительные успехи в учёбе. Он уже читает по-гречески и сам сочиняет трагедии,
«Теперь ясно, что восточного владыку интересует только Хорезм и завоёванные земли империй Цзинь и Си-Ся. Это его сфера интересов. Тогда как сфера интересов Рима – Европа».
62
10 ноября.
Летиция сидела возле колыбели. Шёл дождь. По стёклам стекали частые струи, весь мир за окном рябил. Город за окном – призрак, ненастоящий приснившийся мир. Жизнь только здесь, в маленькой детской спаленке, где пахнет молоком, игрушками, мокрыми пелёнками, где покрытая белым пухом головёнка покоится на голубом матрасике, и тихое сопение крошечного носика и причмокивание крошечных губ включают в себя весь смысл без остатка. Жизнь, которая длится всего несколько дней. И кажется чудом появление в прежде пустой кроватке тихо сопящего крошечного существа. Летиция покачивала резную деревянную колыбельку, смотрела и не могла насмотреться.
Элий, войдя, обнял жену за плечи. Она приложила палец к губам. Сегодня этому крошечному существу дали имя. И таинственные силы мира, из которого он пришёл, больше не имеют над ним власти.
Элий смотрел на ребёнка – и не верилось: неужели этот крошечный комочек – его сын? Откуда он взялся? Из небытия? Из ничего? Из той тьмы, куда мы уйдём после смерти? Той тьмы, которую видят боги, когда слепнут. И в этой тьме мы встретимся вновь и не узнаем друг друга. Или мир тот запредельный – пересадочная площадка из одной жизни в другую, там тесно, там не задерживаются и, получив глоток забвения, торопятся начать новый круг. О чем это он? Смотрит на ребёнка и думает о тьме!
– Боюсь брать его на руки, – прошептал Элий. – Знаешь, когда я его поднял с земли, меня охватил такой страх.
– Да, ведь ты никогда прежде не держал на руках ребёнка. – И замолчала, сообразив, что сказала бестактность.
Малыш, будто почувствовал неладное, заплакал, призывая. Их обоих. Ведь они трое теперь в одном мире – мире бытия. Его слабое «ла-ла» – ещё и не настоящий плач, будто рассказ о чем-то важном, рассказ, в котором буквы не сложились в слова. Какие-то потусторонние причитания. При звуке этого плача людей охватывает тревога. Одни стремятся на крик, другие бегут прочь. Но редко кто остаётся равнодушным.
– Я увижу Постума. Я обещаю. И все ему объясню, – прошептал Элий, прижимая к себе Летицию. – Увезу его из Рима. Да, я решил. Он будет с нами. Навсегда. А Рим пусть достаётся Бениту. – А маленький Тиберий плакал все громче. – Ты видишь будущее. Ну так загляни в него, и ты увидишь, что с ним все будет хорошо.
– Да, я вижу будущее, – прошептала Летиция. – Я вижу юношу, который едет по Риму на колеснице, – прерывающимся голосом произнесла Летиция.
– И что?
– Он едет в сенат, – голос Летиции был едва слышен.
– Это Постум?
Она кивнула.
– На колеснице? – Элий улыбнулся. – Что за причуда? Впрочем, быть может, даже оригинально – на колеснице в сенат. – Он засмеялся и затряс головой. Ему понравилось странное предсказание Летиции.
Она же не смеялась. Напротив – кусала губы.
– Он должен остаться в Риме, – сказала она. – Должен остаться императором.
Элий взял малютку Тиберия на руки, принялся баюкать. Но тот не переставал плакать.
– Э, да он мокрый. Вот и ответ. Ответ всегда простой. Дай я его попробую перепеленать. Но почему ты против похищения Постума? Прежде ты так этого хотела. Мы могли бы уехать в Новую Атлантиду.
– Я не могу объяснить. Ничего не могу объяснить. – Летиция отвернулась. – Но… ты уже принял решение, Элий. Ты оставил Постума в Риме. Дорога выбрана. И надо по ней идти.
Тиберий, освободившись от ненавистных пелёнок, тут же перестал плакать.
– Но я что-то должен сделать для Постума…
– Должен, – эхом отозвалась Летиция. – Ты должен его увидеть.
Во сне она опять говорила с Постумом.
– Постум, мальчик мой дорогой… – Голос Летиции предательски задрожал. – Я люблю тебя.
– Мама!
– Я боюсь, что мои сны могут прекратиться.
– Ты оставляешь меня?
– Нет. Но как только я начинаю говорить с тобой, я просыпаюсь. Наши разговоры стали такими короткими.
– Я заметил. Но все равно, говори, я слышу тебя.
– Это очень важно. Помнишь, я говорила тебе о заводе во Франкии?
– Помню.
– И те деньги, они теперь твои. Ты должен оплачивать счета этого завода. Но никто не должен знать об этом. Ты сможешь?
– Смогу.
– Ты у меня умный.
– Хватит, хватит, я не хочу о делах.
– Это очень важно.
– Понял. Но я не хочу о делах…
– О чем же ты хочешь говорить?
– Я…
Сон прервался…
Ну вот, опять! Стоит сказать несколько слов, и разговор прерван. И снова так тяжело заснуть. С некоторых пор Летицию начала мучить бессонница. Измучившись среди обжигающих простыней, она выходила в атрий. Здесь, в нише по правую руку от бронзовой Либерты, теперь появилась мраморная статуя Постума. Намеченные резцом завитки волос скульптор позолотил, и казалось, что голова мраморного малыша покрыта золотым пушком. Летиция взяла мраморную ручонку в свои ладони. Какие холодные пальцы. Их надо согреть. И она стала дышать на мраморные пальчики, согревая.
Быть может, её малыш в Риме почувствует её дыхание.
Глава XIV
Игры в Риме
«Поскольку бывший Цезарь не является даже римским гражданином, то его сын, родившийся в 4-й день до Нон ноября 1979 года, наследует статус матери. Младенец Тиберий Всеслав Перегрин является римским гражданином и принадлежит к сословию всадников, к которому принадлежит по своему происхождению Летиция Кар. Титул Августы, который она носит, пожалован лично ей».
63
17 ноября.