Северная Ведьма
Шрифт:
Поезд тронулся. За окном медленно поплыли назад невысокие сталинки, отгороженные от железной дороги унылым металлическим забором, потом сталинки сменились высотками спальных районов, которые постепенно уступили место реденькому подмосковному лесу, почти не видному в темноте. Климов смотрел на свое лицо с глубокими тенями под глазами и скулами в черном стекле, освещенное сверху яркими лампами дневного света, и ни о чем не думал. Как всегда в поезде, его убаюкало мягкое раскачивание вагона, и в сознании смешались явь и сон, действительность и та реальность, что существовала только в его голове. Он задремал, закрыл глаза, а когда через секунду открыл потяжелевшие веки, по ту сторону окна как будто обозначилось неявное белесоватое пятно. «Неужели так холодно на улице, что замерз пластиковый стеклопакет?» – лениво подумал Климов. Пятно постепенно увеличивалось, занимало все большую площадь стекла, принимая причудливую форму, отдаленно напоминающую человеческую голову. Климову стало интересно. Он рассматривал пятно, все более похожее на очертание женского лица и удивлялся тому, что иногда бездушная природа рисует картины талантливее одушевленного, наделенного свободной волей человека. Тем временем пятно окончательно побелело и приобрело смутно знакомые Климову черты. «Надо же! На кого это похоже? Где я мог видеть это лицо? Может, актриса какая-нибудь или фотомодель?» Климов перебирал в уме знакомых и незнакомых женщин, но ничего не подходило. И вдруг замер: это лицо он нарисовал сам. Ведьма.
Как будто обрадовавшись тому, что Климов наконец вспомнил, лицо еле заметно кивнуло и на месте глаз обозначились зеленоватые огоньки. Губы растянулись в жуткой усмешке, и, сквозь стук колес, скрип механизмов, соединяющих вагоны между собой, весь шум движущегося поезда до ушей Климова донесся шелестящий звук, похожий на шум потревоженного ветром сухого камыша. Он отшатнулся от окна и тоскливо оглянулся по сторонам: все двери купе были закрыты, в коридоре не было ни души. Климову показалось на мгновение, что проклятый поезд этот был специально для него, и везет его одного прямиком в ад… Он метнулся от окна, наугад ввалился в какое-то купе, по счастью оказавшееся его собственным.
Николай, в лучших традициях советского путешественника, застелил столик у окна газетой, хотя на нем уже была вполне симпатичная новая скатерть, и разложил на газете вареные яйца, хлеб с сыром и копченые куриные окорочка. Рядом стоял пустой стакан с пакетиком какого-то дешевого чая на дне. Очевидно, Николай только собирался налить туда кипяток, но не успел.
– А, Андрюх, заходи! – обрадовался он. – Я тебя потерял. Ты пачку сигарет выкурил, что ли? Вот, садись, налегай. Ненавижу есть в одиночестве.
Климов, с трудом приводя дыхание в норму, посмотрел на недавно такого неприятного ему человека. Николай, при всех недостатках, был таким реальным, живым, теплым, гостеприимным и чисто по-человечески невоспитанным и навязчивым, что возбуждал теперь в Климове чувство, подобное глубокой симпатии. Он поблагодарил толстяка, присел напротив и с удовольствием хрястнул яйцом об угол стола, хотя был совсем не голоден.
– Предложил бы что покрепче за знакомство, да нельзя мне. Печенка барахлит, – сказал Николай с сожалением. – Придется чаем обойтись. Ты молодой, сгоняй-ка за кипятком.
– Этого не потребуется, – улыбнулся Климов. – Сейчас проводница чай сама занесет.
– Ну сервис, – удивился Николай.
– Вагон-люкс, – кивнул Климов, обмакивая палец в коробок с солью и обмазывая белыми крупинками яйцо. Как по заказу через мгновение появилась проводница и с приятной улыбкой поставила на стол два стакана с чаем.
Николай, оттопырив в стороны безымянные пальцы и мизинцы обеих рук, взял куриный окорочок прямыми пальцами и с аппетитом впился в него зубами. По толстому его подбородку потек жир, который он тут же утер рукавом.
–Беы! – с набитым ртом подпихнул он второй окорочок Климову. Тот кивнул, дожевывая яйцо, посмотрел на кусок мяса и тут его взгляд упал на промасленную газету. Около разворота, прямо под курицей, красовался неброский заголовок «Тайна погибшей деревни». Климов пробежал глазами несколько строк и понял, что речь идет о Ковалевке. Он наклонился, чтобы лучше видеть напечатанное, но буквы на тонкой бумаге сливались с текстом на обороте и прочесть ничего было нельзя.
– Николай, вы читали эту газету? – спросил Климов как можно небрежнее.
Николай недоуменно посмотрел на него.
– Читал, из Череповца еще вожу за собой. А что?
– Да тут статья про деревню одну, кхм, – пытаясь скрыть волнение, откашлялся Климов. – Вы знаете что-нибудь про нее?
– Про какую деревню? – Николай повернул к себе край газеты, на которую показывал Климов, сощурился и отодвинул текст на расстояние вытянутой руки от глаз. – А, Ковалевка? Знаю, а как же? Прямо рядом с Череповцом она. У нас дача там же, на 489 километре. Иногда в те места за ягодой ходим на болото. А что?
– Ну… – замялся Климов, на ходу лихорадочно придумывая повод побывать в давным-давно умершей деревне. —У меня там родственники были, хочу увидеть те места. Вроде как родина… могла бы быть…– Он окончательно заговорился и умолк, боясь, что может совсем запутаться.
Николай посмотрел на него с недоумением:
– Так сгорела же она, давно, лет шестьдесят назад. Нет там ничего. От домов только стены остались, да и то не везде.
– Сгорела? – оторопело переспросил Климов. – А я слышал, эпидемия была…
– Да какая эпидемия! – махнул рукой Николай. – Сгорела она. Я, правда, тогда малец был еще, но люди говорили, сгорела во время урагана. Вроде что-то там воспламенилось, а потом от ветра все дома, как спички, полыхнули.
– Мне другое говорили, – сказал Климов. – Будто бы там неизвестно отчего люди и даже скотина в один день перемерли…
–Да врут они все, черти поганые!– к этому ругательству Николай прибавил еще несколько непечатных. – И лезут, и лезут к нам эти искатели привидений! – он снова нецензурно выругался, а потом подозрительно посмотрел на Климова. – А ты веришь в эти сказки, что ли, Андрюх?
– Нет-нет, – поспешил заверить его Климов. – Я просто спросил.
– Ну то-то. Нормальный же парень, – удовлетворенно хлопнул его по плечу жирной от курицы пятерней толстяк. – Ты в эти сказки не верь. А то пустил слух кто-то, что у нас на болотах эта… как ее… ненормальная зона, так житья нет от экстрасексов всяких да колдунов. Шляются везде, страшные, как пугала, нечесаные, в черных балахонах, на шеях черепа на цепурах… Тьфу! В советское время таких за тунеядство сажали, а теперь всякая слизь чем хочет, тем и занимается.