Северная Ведьма
Шрифт:
– Спасибо, что посидели, – поблагодарила Таисия, берясь за ручки коляски и разворачивая ее лицом к своей квартире. – Нормально все было?
– Да, но… – старуха опасливо покосилась на друзей и зашептала громким шепотом. – Где-то с час назад Ирочка уснула, так крепко, что я даже испугалась, думала, не дышит. Но потом она вдруг проснулась и заплакала, горько-горько, я и не знала, как ее утешить…
– Понятно, – упавшим голосом сказала Таисия. – Спасибо еще раз.
– Да что ты, дочка! – заквохтала старуха. – Ирочка мне заместо внучки! Всегда посижу, если надо.
Таисия закатила коляску куда-то в полутемную глубь квартиры. Толстый с Климовым нерешительно топтались на пороге.
– Что ж вы стоите, проходите, не стесняйтесь, – сказала вернувшаяся Таисия. – Куртки вешайте сюда, обувь – сюда, – затем она открыла дверь в маленькую ванну, совмещенную с туалетом. – Руки помыть можно здесь. Потом – прошу на кухню. Будем обедать, раз уж вы у меня в гостях.
Маленькая квартирка Таисии была по-женски уютной, чистенькой, но внимательному глазу все равно были заметны признаки отсутствия в доме мужчины: занавешенная тюлем почти вывалившаяся из гнезда розетка, немного отставший от стены край плинтуса, неровно порванный, заклеенный и закрытый маленьким ковриком линолеум в коридоре, в ванной – подставленный под текущее колено раковины небольшой синий тазик…
– Слышь, Андрюх, она, похоже, одна живет, – вполголоса сказал Толстый, намыливая руки под шум открытой воды, чтобы хозяйка не услышала его реплики.
– Я заметил, – кивнул Климов, оглядываясь. – Но меня больше другое волнует: как ее дочь-инвалид оказалась на болоте?
– В смысле? – не понял Толстый. – Какая еще дочь?
– Таисии, – глядя ему в глаза, сказал Климов. – Она с Ведьмой пришла.
– Я никого не видел, – пожал плечами Толстый. – Успел заметить, что Таисия тебя в болото толкнула, но я был слишком далеко… А что, была Ведьма?
– Была, – сказал Климов, меняясь с ним местами, чтобы тоже вымыть руки. – И девочка с ней была. Та, что в комнате сейчас сидит, на инвалидном кресле.
– С ума сойти, – поморщился Толстый. – Ну пошли, послушаем Таисию, может, она что– то нам объяснит.
– Может и объяснит, – пожал плечами Климов. – Но судя по ее лицу там, на болоте, увидеть свою неходячую дочь в компании Ведьмы ей тоже было… ээээ…несколько удивительно.
Друзья прошли на маленькую кухню, едва вместившую двух дюжих мужиков. На столе стояли две миски с густо пахнущим борщом и тарелка с хлебом, наваленным горкой. Климов и Толстый уселись на табуретки, подставленные к столу.
– А вы что же, есть не будете? – спросил Климов.
– Я не голодна, – сказала Таисия. Она успела снять свой диковинный наряд и переоделась в свои обычные старенькие джинсы и свитер.
– Она нас не отравит? – нарочито громко осведомился у Климова Толстый – Может быть, ей сначала дадим попробовать?
– Не отравлю, не бойтесь, – ответила за Климова Таисия. – Для себя и дочери варила.
– Все таки нехорошо, что вы будете смотреть, как мы едим, – сказал Климов.
– Борща больше нет, – немного смутилась Таисия. – Но если вы настаиваете, я сварю себе пельменей немного. А вы будете, кстати? Я совсем про них забыла, – засуетилась она. – Я сама делаю, у меня вкусные очень…
Климов с Толстым переглянулись.
– Домашние пельмени? – протянул Толстый. – Это можно. Люблю.
– И мне, – сказал Климов, поворачиваясь на стуле к хозяйке. – Только немного.
Таисия поставила на огонь кастрюлю с водой, а гости принялись за еду. Пельмени поспели как раз к тому моменту, когда в мисках закончился борщ.
– Что к пельменям будете? – спросила Таисия, перекладывая шумовкой дымящиеся ароматные шарики из кастрюли в тарелки.
– Мне майонез, если есть, – сказал Толстый, а Климов просто кивнул, присоединяясь к пожеланию Толстого.
– У меня сметана есть, деревенская, настоящая, – предложила Таисия. – В Москве такой точно не найти.
– Тогда – сметану, – единодушно решили друзья.
Немного пельменей Таисия отложила в небольшую миску и, извинившись перед гостями, унесла обед дочери. Когда она вернулась, Климов и Толстый уже расправились со своими порциями и сидели за столом, сыто отдуваясь. Таисия быстро съела свою порцию пельменей, убрала посуду в раковину и поставила перед гостями вкусный, дымящийся чай.
– Травяной, что ли? – Толстый взял в руки чашку и принюхался.
– Ага, – кивнула Таисия. – Прошлогодний сбор.
Климов отхлебнул немного и отставил чашку.
– Спасибо, конечно, за обед, хозяйка, но мы здесь немного по другой причине, – сказал он. – Хотелось бы, так сказать, в общих чертах…
Таисия глубоко вздохнула.
– Я расскажу все, что знаю, – тихо сказала она.
Таисия росла сиротой. Родители ее рано умерли, и девочку забрала к себе и вырастила бабушка по матери. Девочка выросла, уехала в город, получила профессию и вышла замуж. Через несколько лет родилась хорошенькая здоровая дочь. Но ближе к году стало понятно, что с ребенком что-то не так: она не стремилась ни ползать, ни ходить, ни разговаривать, сидела часами в кроватке или на полу и играла матрешками: то сложит их одна в одну, то разложит и расставит по росту. Таисия таскала дочь по врачам, но ничего вразумительного местные эскулапы сказать ей не смогли. С мужем отношения разладились, и вскоре Таисия осталась одна с больным ребенком на руках. Кое-как насобирав денег, она отправилась с дочерью в Москву. Столичные доктора тоже так и не могли прийти к общему мнению, ставили разные диагнозы и прописывали дорогие препараты, ни один из которых не помог. Отчаявшаяся мать вернулась домой и решила искать помощи у знахарей и народных целителей. Однако и тут ее ждало разочарование: сразу трое целителей отказали ей в помощи без объяснения причин. Только одна женщина туманно сказала: «Нельзя тебе помогать, тьма на тебе и за тобой», – потом осеклась и больше Таисия от нее ничего не добилась. Так проходили дни, недели, Ира росла и все больше уходила в свой внутренний мир, не реагируя на мир внешний. Встать на ножки и ходить самостоятельно девочка не смогла, и Таисия приобрела ей инвалидную коляску, так как носить на руках с каждым месяцем тяжелеющего ребенка ей было уже не по силам.
Время от времени Таисия навещала в деревне свою бабушку, крепкую, не по годам бодрую женщину, но рассказать о болезни дочери не решалась, не хотела, чтобы та переживала. Бабушка спрашивала, почему внучка все к ней не едет. Таисия обычно придумывала какие-то отговорки, но однажды не выдержала и рассказала бабушке все. Та побледнела и обронила загадочную фразу:
– Добралась до нас, проклятая…
– О ком ты? – спросила Таисия. Бабушка вместо ответа поднялась на чердак и принесла оттуда толстую пыльную тетрадь с пожелтевшими от времени страницами, всю исписанную мелким аккуратным почерком. Чернила полиняли и стали светло-голубыми, кое-где выцвели совсем, но разобрать слова было вполне можно.
– Это дневник твоего деда, – сказала бабушка и коротко поведала историю, которая приключилась много лет назад в Ковалевке. – Возьми, дочка, почитай, – в конце своего рассказа добавила бабушка. – Может, чего и вычитаешь.
Она села на край стула, закрыла лицо руками и заплакала в голос, как по покойнику, всхлипывая и утирая морщинистой рукой бегущие по щекам крупные слезы.
– Говорила ему, не берись ты за это, – сквозь рыдания говорила бабушка. – Сам погиб и детей за собой утянул… Ирочка, внученька моя, кровиночка…