Северное Сияние
Шрифт:
Никто не должен был вернуться живым из крепости Карраг. Мы, все шестеро, должны были там сгинуть навсегда, а наши души должны были послужить материалом. Вот только не знаю, для чего и для кого. Знаю лишь, что лорд-инфернал действовал с профессором темных искусств бароном Максимилианом Ивановичем фон Колером заодно. И еще знаю, что после проведенной в плену гексаграммы ночи в пекле Второго Инферно, который русские называют Муспельхейм, никто из нас не смог бы оказать достойное сопротивление пожирателям душ. Кто это такие я пока тоже не знал, а имел лишь смутное представление — опять же, из обрывков памяти убитого инфернала.
Так и оставаясь в состоянии холодного
Теперь у меня не было никаких сомнений, что это не фон Колер внес изменения в создание гексаграммы. Сделала это мой ангел-хранитель, с усыпанным веснушками носом. Юная девушка, которая не прожив на этом свете и двадцати лет, принесла себя в добровольную жертву, отдав свою жизнь на первый слепок для Олега. И именно при виде нее фон Колер потерял душевное спокойствие и откровенно испугался. Даже запаниковал — вспомнил я его выражение его лица за миг до того, как Тьма в его руках вышла из-под контроля.
Сэр Уильям Джон Галлахер и Саманта Дуглас, когда я рассказывал об инфернале, повелевающем демоническим пламенем, принимали мои слова к сведению, но эмоциями отказывались в них верить. Потому что изучающие темные искусства и исследующие нижние миры до этого момента с подобным не сталкивались. Как никто и никогда раньше не сталкивался с тем, что произошло на малой арене.
Мать Олега при жизни была невероятно сильной одержимой. И — вспоминая ее вполне человеческие эмоции, я теперь понимал, что пожертвовав свою жизнь, она каким-то образом сохранила душу. Может быть не сама — допускаю, что к этому руку приложил Астерот, который и мою душу перехватил по пути в один из нижних миров. Куда меня давным-давно, еще в прошлой жизни, отправила Ангелина Владимировна, гореть ей в аду веки вечные.
«Она одна из младших слуг моей жены» — вспомнил я слова, сказанные о ней князем Тьмы. Лукавил он? Не знаю. Но если Астерот говорил правду, то тогда боюсь представить какой силой обладают старшие слуги его жены. И надеюсь, в этом мире их нет — вот с кем с кем, а с подругами убиенной Олегом Ангелины Владимировны встречаться здесь мне точно не хотелось бы.
Могло ли жертвоприношение юной девушки, которая отдала свою жизнь за меня четырнадцать лет назад, быть частью плана Астерота, в которую укладывалось вчерашнее приключение? Вполне. Могла вся развеселая и удалая карусель быть спонтанной импровизацией? Тоже вполне могла.
Но сейчас, если обдумывать все произошедшее холодным разумом, я все же надеюсь — это была часть продуманного плана Астерота. Потому что если нет, раз за разом ходить по краю пропасти без гарантии не упасть меня совершенно не улыбает. Сейчас, без эмоций если, мне больше нравится перспектива быть частью его плана «прожить жизнь по законам божьим и человеческим». Желательно жизнь долгую и счастливую.
Но это только сейчас — уверен, что когда отступит холодный расчет, вектор моих желаний сменится совершенно в другую сторону. Потому что я человек, а значит в первую очередь право имею. И на собственные решения, и на собственные ошибки — а быть марионеткой в чужой игре совершенно не привлекает.
Тут в мыслях появился довод насчет собственных игр. Я подумал о том, что фон Колер вот тоже решил разыграть собственную партию. А сейчас так бесславно доигрался. И по факту его гибели меня заботит один нюанс: ведь делая последний шаг, покупая нашими душами себе что-то у инфернала, он ведь в бессмысленной в общем-то уже лекции не отступил от
Зачем профессор это делал, безусловно теряя время? Ответ просился вполне очевидный — для менталистов и некромантов. Наши души должны были умереть на арене крепости, но наши тела, как понимаю сейчас по обрывкам воспоминаний инфернала, должны были вернуться обратно, в этот мир. И видимо на случай того, если в наших головах кто-то соберется покопаться, фон Колер подготовил себе алиби. Именно поэтому он не отошел от привычной манеры начинать любое обсуждение очень издалека — то-то сэр Галлахер понимающе хмыкал, когда я пересказывал ему содержание столь печально закончившегося практического занятия.
Несмотря на холодный разум, я постепенно начал ощущать тяжесть умственной усталости. Совсем плохо было то, что воспоминания убитого лорда-повелителя достались мне очень размытыми. Поэтому для того, чтобы получить очередную крупицу его знаний, приходилось всерьез напрягаться. К сожалению, ясность с воспоминаниями демона была лишь в его мыслях и эмоциях в пределах наших с ним встреч на арене. Очень уж он акцентировал внимание на моей фигуре в последние секунды жизни.
Ни единого намека не было на знание или воспоминания о том, что именно должно было случиться с нами, и действовал ли фон Колер самостоятельно, или в сговоре с кем-то. А вот эхо случившегося на самой арене я воспринимал вполне ясно; и когда Максимилиан Иванович фон Колер вывалился из межпространственного туннеля на песок арены в разобранном состоянии, умирая, инфернал всерьез удивился. К подобному развитию событий он точно готов не был — как и к тому, что одна из дерзких тварей попробует сбежать…
В этот момент я поймал себя на мысли о том, что мое отношение как человека к демонам примерно похоже на отношения демона к представителям человечества. Только если я воспринимал инфернала как особо опасную тварь, ставя его много выше костяных мутантов бурбонов и воющих гиен, то люди для лорда-повелителя были как гиены для меня, низшими существами. И это, на самом деле, очень хорошо — недооценка твоих возможностей противником лишней никогда не бывает.
Чуть позже я осознал, почему именно знания и умения убитого инфернала достались мне в столь размытом состоянии. И еще осознал, что всего этого можно было бы избежать: если бы не пренебрежение к лорду-повелителю знаний, возможностей и умений мне насыпало бы гораздо больше. А так все оказалось сожжено в демоническом пламени ярости, которое едва и меня с собой не захватило. Да, очень сильно я погорячился. И с этим показательным «дядь, подержи мое пиво» совершил серьезную ошибку, едва не ставшую для меня фатальной.
Между тем Ольга уже заканчивала работу с энергетическими каналами. Мне их никогда раньше не восстанавливали (и не разрушали так), но ошибиться я не мог — ее лечение подходило к концу.
Все еще не открывая глаз, я внутренним зрением вглядывался в сосредоточенное лицо девушки. Ольга была максимально напряжена, от ее глаз расходились яркие всполохи магической силы. Если бы я не был сейчас разделен личностями, наблюдая за происходящим в отстраненно холодном спокойствии, наверное, мог бы заволноваться — от осознания серьезности происходящего.