Северное сияние
Шрифт:
Он вдруг сам удивился правоте сказанных слов.
— Вы охотник?
— Нет.
— Рыбак?
— Пока тоже нет.
Мак надул губы.
— Хоккей? Лыжи? Альпинизм?
— Нет. Питер учит меня ходить на снегоступах. Говорит, здесь без этого никак.
— Это правда. А как насчет хобби? Какие у вас увлечения, интересы? Как проводите свободное время?
Свободного времени у него отродясь не водилось. Точнее, он его себе не оставлял. Может, поэтому Рейчел и ушла?
— Я еще не решил. Начнем со снегоступов, а дальше
— Я?
— Мне тоже хочется знать что-то о человеке, который берет у меня интервью.
— Справедливо, — сказал Макс после минутного раздумья. — В шестидесятые годы я учился в Беркли. Секс, наркотики, рок-н-ролл. Появилась женщина — как и полагается, — и мы перебрались на север. Какое-то время прожили в Сиэтле. Там я подружился с одним парнем, он увлек меня альпинизмом. И мы подались еще дальше на север. Вместе с подругой. Мы с ней исповедовали нонконформизм, вегетарианство и интеллектуальный образ жизни.
Он улыбнулся. Полноватый, лысеющий мужчина средних лет, вполне довольный своим прошлым и настоящим.
— Она хотела заниматься живописью, я собирался писать романы, раскрывающие глубинную сущность человеческой натуры. Все это — до тех пор, пока мы не решили пожениться. Этой затеей мы все испортили. Она вернулась в Сиэтл. А я остался здесь.
— И стали издавать газету вместо того, чтобы писать романы.
— Ну, от романов я пока тоже не отказался. — Он больше не улыбался, взгляд стал каким-то отстраненным и немного тревожным. — Время от времени достаю из стола. Ничего выдающегося, конечно, но я продолжаю работать. И по-прежнему не ем мяса, по-прежнему причисляю себя к зеленым, чем вызываю раздражение у массы людей. С Кэрри мы познакомились лет пятнадцать назад. Поженились. — На лицо вернулась улыбка. — Похоже, этот брак оказался более удачным.
— А дети?
— Девочка и мальчик. Двенадцать и десять лет. Итак…
Давайте вернемся к вам. Вы одиннадцать лет прослужили в полиции Балтимора. Я разговаривал с лейтенантом Фостером, и он…
— Вы говорили с моим шефом?!
— С вашим бывшим шефом. Я же готовился к интервью. Так вот. Он вас характеризует как дотошного и неутомимого следователя, из тех полицейских, кто доводит дело до конца и не боится трудностей. Мы, конечно, рады, что нашей полицией руководит такой человек, но, на мой взгляд, нынешняя должность — не ваш уровень.
— Это моя проблема, — холодно ответил Нейт. — Извините, больше времени уделить вам не могу.
— Всего пару минут. После прошлогоднего инцидента, когда вы были ранены, а ваш напарник и подозреваемый — убиты, вы два месяца провели на больничном. Потом вы четыре месяца работали, после чего подали рапорт об отставке. Предполагаю, что решение приехать на работу к нам было во многом принято из-за случившегося. Я прав?
— Я уже объяснил, почему я сюда приехал. Гибель моего напарника не имеет никакого отношения к моему переходу на работу в Лунаси.
Макс сохранял бесстрастное
— Но она имеет отношение к вам, шеф. К вашему опыту, вашей мотивации, вашему послужному списку.
— Послужной список — вот ключевое слово.
— Наше издание хоть и маленькое, но, как издатель, я обязан выполнять свою работу добросовестно. Я должен предоставлять своим читателям точный и достоверный материал. Мне известно, что та перестрелка стала потом предметом служебного расследования и ваши действия были признаны правомерными. Но в ту ночь вы все же убили человека, а это не может не висеть на вас тяжким грузом.
— А вы что же думаете, Хоубейкер, что жетон и оружие полицейским дается для забавы? Или как украшение? Каждый полицейский прекрасно осознает, что когда-нибудь ему придется применить оружие. Да, вы правы, это тяжкий груз.
Он разозлился. В голосе появился металл и лед, похожий на тот январский ветер, что бушевал за окном.
— Это не может не висеть тяжким грузом — оружие и то, для чего оно нам дается. Сожалею ли я о том, что пришлось стрелять? Нет, не сожалею. Я жалею о том, что промедлил. Если бы я выстрелил раньше, хороший человек остался бы жив. Не было бы вдовы и осиротевших детей.
Макс откинулся на спинку стула и несколько раз облизал губы. Но не отставал:
— Так вы вините себя?
— Я единственный, кто вышел оттуда живым. — Злость утихла, глаза потускнели, в них появилась усталость. — Больше винить некого. Выключите диктофон. Интервью окончено.
Макс подался вперед и выключил аппаратуру.
— Простите, что нажал на болевую точку. Народу у нас тут немного, но и эти немногие имеют право знать правду.
— Вы так всегда говорите. Я должен вернуться к работе.
Макс убрал диктофон и встал.
— Мне еще потребуется фото. — Под молчаливым взглядом Нейта он прокашлялся. — Может быть, Кэрри потом заедет и щелкнет вас. Она у нас за фотографа. Спасибо, что уделили мне время. И… удачи вам со снегоступами.
Нейт остался один. Он сидел неподвижно, ожидая, что сейчас вернется гнев. Но этого не происходило. Он был бы рад вновь испытать эту безудержную, слепящую ярость. Но оставался спокоен.
Он знал, что будет, если не двигаться. Поэтому встал, не спеша и размеренно. Вышел в общую комнату и взял рацию.
— Мне надо ненадолго отлучиться, — обратился он к Пич. — В случае чего — свяжешься со мной по мобильному или по рации.
— Погода меняется, — предупредила она. — Судя по всему, буран будет нешуточный. Смотри, далеко не забирайся, а то потом не выберешься.
— Я скоро. — Он вышел в сени, надел парку. Стараясь ни о чем не думать, сел в машину и поехал. Подъехал к дому Хопп и постучал в дверь.
Она открыла. Поверх теплой вельветовой рубашки висели на цепочке очки для чтения.