Северные рассказы и повести
Шрифт:
Известно, что зимний день короток, и едешь в основном в тёмное время. Свет фар подрагивает, выхватывая из темноты снежное, опустившееся на землю облако – дымчатый лес, окутанный, запорошенный мягким снегом, словно зависший между землёй и небом. Это очарование длится сотни километров - весь отрезок пути от Русского до самого Тагула. От Тагула же на север мимо Ванкора лес редеет, а сплошные заснеженные кусты на рассвете напоминают нежный розоватый пушок, покрывающий стылую землю. Чем ближе к Сузуну, тем меньше растительности, уже только отдельные розоватые пушинки остаются на пустынных, как голая простыня, пространствах. И вдруг весь снежный пушок исчезает. Впереди - только чёрные хилые скелеты-остовы одиноких лиственниц, да отдельные чёрные кусты, впившиеся в снежную равнину, как старые репьи. Безжалостный северный ветер – хиус махом сдул всю красоту…
Русское, Русско-Реченское, Тагул, Ванкор, Сузун – это одни из тех газонефтяных месторождений, из-за которых, собственно, в этой глухомани и появились зимники. В ночном мраке видны шевелящиеся красноватые пятна облаков над горящими где-то за горизонтом газовыми факелами. Их самих не видать, но отсветы в небе – дышат.
А оно здесь удивительное, северное! За вагончиками рабочего посёлка замечаю вертикально вонзающийся в небо фантастический свет прожектора. Оказывается, идёт снег. В темноте его не видно, но луч прожектора очень высок, и он в нём. Как в сказочном сверкающем воздушном столбе крутятся, сверкают, переливаются мириады сияющих серебром снежинок. Гигантский столб, протянувшийся из ниоткуда в никуда, порхающего и ликующего, живого снега! Абсолютно потрясающей красоты зрелище.
Не менее неожиданно выглядит здесь иногда и само солнце. Когда мы возвращались с Сузуна – самой северной части маршрута, оно было слева от дороги и напоминало собой неяркую ( щуриться не надо, глаза не режет) красноватую медузу с плоской, как бы обрубленной сверху тучами, головой и длинными, вьющимися до земли, щупальцами-лучами. Потом щупальца выпрямились, и светило стало напоминать собой кисточку-помазок для бритья. Но и это ещё не всё.
Вскоре солнце меж темной полосы протяженных вдоль горизонта облаков вытянулось в вертикальную струнку и обратилось в прямой, как колонна афинского акрополя, турмалиновый двухцветный кристалл – чем выше к небу, тем желтее, а чем ближе к земле, тем краснее. Нижняя часть постепенно скрылась за облаками, а верхняя – засверкала золотистой прозрачной короной, затем она закосматела, стала грязновато-жёлтой и, наконец, сгинула, захлебнувшись вздымающейся вечерней облачностью.
Перед отъездом с Тагула оранжевое утреннее солнце, будто на прощанье, вдруг разделилось по цвету надвое. Ровно на две половинки – как сердце. Левая половинка – ярко-арбузно-красная, а правая – не менее яркая, но жёлтая…
На Тагуле Алексей, которого всю дорогу мучили то изжога на всё вплоть до простой воды, то скачующее атмосферное давление, решил расслабиться, сходить в баньку. Сходил… Посидел в сухой, протопленной горячей парилке до изнеможения, пропотел и вышел сполоснуться. А воды нет. Никакой. Бойлер работает, греется, но в душевом кране – ни капли. Задумался мужик. Ключ от бани ему дал Альберт, наш «сокамерник» по вагончику, который приехал сюда на вахту. Значит, с него и спрос. В предбаннике возле большой емкости с набранной холодной водой – насос и кабель от него. Вилка кабеля лежит свободно, не вставленная в розетку, над которой строгая надпись «Не включать». Алексей – бывший военный топограф, человек дисциплинированный. Нельзя – так нельзя.
Оделся, побежал за Альбертом. А у того – плановое вечернее совещание по ТБ: «час техники безопасности». Неудобно заходить, отвлекать человека. Вернулся. Стал ждать конца «часа». Час прошел. Миновал и второй, пошел третий час. Бойлер продолжает греться. Воды нет. Пот на теле купальщика высох. Тело стало чесаться. И тут разум победил дисциплину: Алексей мужественно воткнул вилку в розетку, невзирая на все запрещающие надписи. И зашумел насос. И потекла вода. И желаемое свершилось. Альберт для этого не понадобился. Топографический волк прыгнул-таки за флажки…
Лес тает, растворяется на глазах в быстротекущей меж ложбинок и взгорков стремительно приближающейся дымке метели. Мы едем домой. Вспоминаю оленя, встреченного нами по пути возле базы строителей-дорожников. Дикий, доверчивый. Водители захотели сфотографироваться с ним, боялись, что убежит, а он после фотосессии пошел за ними, как собачонок за мамками. Говорят, что олени прячутся возле людского жилья, если чувствуют, что за ними ходит волк. Вспоминаю молящегося водителя-мусульманина на дороге и другой Камаз – водовоз, странным образом, строго перпендикулярно зимнику, воткнувшемуся по брюхо в снежную целину. Умник-начальник, находившийся в кабине рядом с шофёром, приказал тому съехать с дороги и поездить-поискать ближний путь к реке, хотел, видимо, выяснить уровень воды подо льдом, достаточно ли для того, чтобы качать в водовозную бочку . Очень дальновидно. Они проехали, пропахали в сугробах метров тридцать. И теперь их не вытащить ничем кроме трактора. Наш водитель – горячий дагестанец рванулся было выручать, еле отговорили.
Увы, но эта вахтовка абсолютно не приспособлена для подобных дел: у неё и фаркопа-то нет. Однако, на счастье водовозки минут через десять нам встретились два «Кировца», видимо работавших на зимнике. Вот они вытянут её наверняка. Можно считать, что мужикам-водовозчикам на этот раз подфартило.
Впрочем, без удачи в дороге – никак не обойтись. Я это давно понял. В принципе, здраво рассуждая, нынешняя поездка была изначально невозможна, и всё-таки как-то состоялась. Во-первых, мы ехали по зимнику, который официально не был принят в эксплуатацию, то есть, официально на тот момент никакой дороги на Сузун ещё не существовало. Во-вторых, ездить по дикой тундре сотни и сотни километров одной машиной – просто опасно: случись что – помочь ведь некому. Тем более, что в-третьих, никакой связи с внешним миром у нас с собой не было: сотовая связь здесь отсутствует, спутниковых телефонов с собой тоже нет, ничего нет. В-четвертых, один из шоферов, ярый дагестанец, абсолютно не представлял себе, как следует ездить по тундре. Он сам являл из себя жуткую опасность для всех остальных. Почему? Потому что, человек не знал, что яркий снег слепит, что снежная дорога посреди снежного пространства может сливаться с окружающей местностью, что есть такое понятие «куриная слепота» - невозможность чётко видеть при ярком освещении. Так вот он, когда понял, что не видит дорогу перед собой, вместо того, чтобы затормозить, постоянно переключался… на пятую скорость. А когда его спросили, зачем он это делает, отвечал, что инстинктивно пытался «поскорей проскочить неудобный участок» вместо того, чтобы честно сознаться, что ничего не видит перед собой. По салону при этом летало всё, что не было пристегнуто.
А не пристегнуто было ничего. На каждом сидении формально находились ремни безопасности. Однако воспользоваться этими ремнями мне лично так и не удалось, ибо их длина была столь мала, что пристегнуть к ним можно было бы разве что дамский ридикюль, но никак не мужика в зимней полярной амуниции. Алексей «успокоил» меня тем, что сказал, мол, в прошлый раз было хуже: тогда у машины вдобавок не работали тормоза и сцепление, но всё как-то, слава тебе Господи, обошлось.
Урал – не наш, а обслуживающего автопредприятия. Приключения, связанные с этим фактом, начались у нас с самого начала. Выезд от офиса планировался на 8.30. Вахтовка явилась часом позже. И тут же выяснилось, что машина вообще не заправлена топливом, что у неё один бак вместо двух (хотя едем мы в места, где автозаправок нет и быть не может – в тундру), что оба водителя не имеют ни путевок, ни командировочных документов, и что, естественно, ни один из них не взял с собой ни корочки хлеба в дорогу (словно они собирались обедать в придорожных кафе и столовых, которых, естественно, в безлюдной тундре не существует).
Наконец, двинулись от офиса. Через минуту выяснилось, что «автономка» не работает. То есть, в салоне нет никакого отопления. А на улице, между прочим, январь. И едем мы, кстати, в лютые крещенские морозы… Короче, первым делом все мы невольно оказались в гаражном ангаре автопредприятия, где водитель-даг побежал искать ремонтников. Дольше всех ему не удавалось найти начальника гаража и электрика, которых, увы, не было нигде. А когда появились, толку от этого не было всё равно. Электрик сказал, что сейчас посмотрит, после чего провалился в неизвестном направлении. Прошло ещё два часа. Обнаружить электрика или начальника более не удавалось никакими силами, ни в каком направлении, ни на каком рабочем месте. Они просто растворились. А сам водитель ремонтом заниматься не имеет права категорически. Зачем? Есть службы, есть специалисты. Наверное, есть.
И появились голубчики как раз перед тем, как наступил обеденный перерыв. Тут уже всем в гараже точно некогда: какая может быть работа, если столовая открыта? Всё-таки с помощью какой-то матери и, невзирая на мрачную физиономию недовольного электрика, «автономка» заработала.
Кстати, оба водителя увидели тот самый Урал, на котором им предстояло ехать в не самые оживленные в мире места… утром в день выезда. Естественно, оба понятия не имели: что в нем есть, чего нет, и вообще, на ходу ли он. Пожилой усатый даг сказал, что с ноября его пересаживают на другую машину в восемнадцатый раз, и он каждый раз не знает, как поведет себя в дороге порученный ему автомобиль.