Северные рассказы и повести
Шрифт:
– Можно-можно! Мать твою …!
Какая широта души, а?! Ведь про маты оба даже не задумываются. Да, ну? Какие ж это маты? Это ж – любовь жаркая , северная, до гробовой доски! И ругань эту вовсе руганью не воспринимают – оба! И счастливы оба! Вот так вот. Хотя, может, они и незнакомы даже? Не знаю, не знаю…
Захожу в магазин, поесть беру: того-сего, по мелочи. Продавщица считает
– С Вас 187 рублей.
Достаю :пятитысячную купюру, других денег при себе нет. А у продавщицы явно нет сдачи. Что делать будем?
– Да, ладно, - машет она мне рукой, - идите!
Отворачивается и уходит вообще. Вот такой вот народ. Северяне...
Вешаю почтовый ящик в общем коридоре на первом этаже рядом с другими. У меня – новенький, ровненький. А соседские – все какие-то погнутые и частью облупленные. Следующим вечером вижу печальную картину: мой почтовый ящик избит донельзя, металлическая дверка выгнута внутрь явно целенаправленными ударами, били скорее всего ногами. Свежая краска, увы, облуплена и покоцана.
М-да, думаю: что же дальше-то будет? А дальше – ничего. Всё как у всех, ящик больше никто не трогает. Мало того: давно уже замечаю, что и писем чужих никто неделями не трогает. Ничьих писем. Даже, когда они не в ящиках, а так просто – рядом лежат. На полочке. И квитанций на получение переводов денежных – тоже никто не трогает. У северной логики, даже хулиганской, нет прямых путей.
Выхожу однажды из аэропорта, беру такси. Цены местные знаю. Спрашиваю для порядка:
– Сколько?
Заламывает двойную цену. Начинаю спорить. Таксист – ни в какую не сбавляет. Ну, и чёрт с тобой! Сажусь в машину. Едем. Дорогой разговорились. О том, о сём, о жизни, о семье. Подъезжаем к дому. Лезу в карман за деньгами, а он… машет рукой: - Какие деньги? И не думай даже! Мы же свои – северяне!
Так и уехал. Ни копейки не взял… Ну, что за люди? Где ж таких чудиков ещё встретишь?
ЧУДО
Сегодня ничего особенного не произошло. Это - удивительное, просто потрясающее событие! Да, да, да! Именно событие! Только так можно расценивать ту самую достохвальную сию минуту, дарящую счастливейшую доброкозненную возможность продолжать существование этом мире благодаря тому, что ровным счётом ничего не произошло …Предвижу недоуменные голоса: “И что же в этом такого особенного, если ничего е случилось?! Чему удивляться-то?” А вот чему, к примеру…
Возвращаюсь с работы. Декабрь. Темно. Морозно. Жгучий ветер навстречу. Естественно, что идёшь самым коротким путём - через дворы. Чтобы выйти со двора на улицу, нужно пройти сквозь жилое девятиэтажное здание по специальному проезду для автомобилей и пешеходов. Иду. Вижу: навстречу слева к проходу приближается мужчина с дипломатом в руке. Естественно, чтобы разминуться, удобнее было бы пройти правее его. Но я иду прямо на него Не отдавая себе никакого отчета, машинально. Он останавливается. И именно в ту секунду, когда я выхожу из прохода, именно в ту точку, в которой я был бы, если бы шел правее, с грохотом падает огромный ком льда и смерзшегося снега!
Вероятно, на крыше здания шла уборка, поскольку сама по себе эта чудовищная груда упасть никак не могла. Минус тридцать с ветром – это, мягко говоря, далеко не оттепель. Я не стал оборачиваться. Просто шел как шел. И что же произошло со мной? В общем-то, ничего не произошло. А ощущение чуда осталось.
ПРОСЕКА
– Да, нет там ничего! Никакой просеки! Смотри: мы уже полтора часа ездим то по льду озера, то вдоль него, то в обратную сторону, с десяток километров накрутили, а результат? Нулевой. Кроме сплошного леса перед нами ничего нет. Ни одного прогала или «окна». Кусты да деревья в сугробах и всё.
– Это потому что сейчас темно, ночь. Было бы посветлей – я бы непременно разглядел. Я ведь раз пять здесь ездил по просеке с дороги до озера на рыбалку! Четыре раза летом и ещё раз в ноябре, по снегу, - оправдывается Юра, водитель трекола, нашего вездехода.
Четвертые сутки мы – молодые ребята маркшейдер Володя Петровский, замерщик-рабочий Сергей, а также Юра - сорока девяти лет, усатый, с залысинами «бывалый» водитель и я разыскиваем в тундре и координируем старые нерабочие разведочные скважины. И пока всё было нормально, без приключений. Разве что не смогли откопать из-под снега тригопункт Янгхадута. Так это бывает: там такой глубокий снежный надув, что и выкопанный вручную двухметровый колодец в сугробе не помог, не достиг земли. А тратить большее время – никому не выгодно: сейчас в тундре минус тридцать четыре, на следующий день ожидаются уже сорокоградусные морозы. По инструкции в такую погоду нельзя вести полевые работы. Опасно.
Тем более, что сведения о том, что в треколе на крайний случай (если двигатель заглохнет) есть автономная печь… оказались преувеличенными. Никакой печки-«автономки» в нашем вездеходе- автомобиле нет.
Так бы и уехали без «приключений», не случись вроде бы мелкого события: в моем карманном навигаторе, по которому мы ориентировались всюду, сели батарейки. Ничего особенного: есть запасные… Опа! Запасные батарейки проработали минут 15 и «сдохли». Странно. То ли б/у мне выдали, то ли они сами как-то разрядились. Жалко. Начинаю комбинировать одну пару батареек с другой. Подсветка в навигаторе не работает, но разглядеть экран всё ещё можно. Да и работы мы уже закончили. Ночь на дворе. Надо выезжать к людям, на дорогу… которую теперь надо бы найти.
И тут Юра произнёс сакраментальную фразу, с которой в обычной жизни всех путешественников и начинаются всяческие приключения на свою голову. Он сказал: «Я знаю короткую дорогу!» Не надо было мне этого слышать, но я услышал и поддался чарам человека, всю сегодняшнюю дорогу рассказывавшего о том, где он только не бывал и чего только не видел. А уж местную тундру знает, как свои пять пальцев.
Ну, вот откуда в голой тундре вдруг столько непроходимого леса? А? Да всё просто: в озеро, на берегу которого мы закоординировали последнюю сегодняшнюю скважину, с другой его стороны впадает речка. Извилистая, с крутыми берегами. Там, где речка, всегда теплее от воды. Потому оба её берега сплошь покрыты кустарником и лиственницами, то бишь, растительностью, которая в голой тундре на ветру и морозе не выживает... А речки в тундре может быть и нешироки собой, но весьма протяженные и заросшие - за счет извилистости. Будь там одна речная петля, то и леса было бы метров двести, не более. Но там могут быть и десять, и пятнадцать, и Бог знает сколько ещё этих речных петель. И получается сплошная многокилометровая лесная зона. Особенно, если по незнанию местности ехать, пересекая все эти петли подряд – перпендикулярно, то есть, по всему руслу реки. Тут и небо с овчинку покажется.
А Юра, сказав про короткую дорогу, добавил, что ездил по широкой ( в три трекола) просеке от той дороги, на которую нам надо выбраться, до самого озера. Рыбачить ездил, поскольку озеро это весьма обильно щукой, окунем и мелковатым, но вкусным сырком. Ну, как тут не поверить? А зря.
Сначала, пересекая покрытое льдом озеро, он вёл машину довольно уверенно. Однако, чем ближе становился противоположный берег, тем неуверенней держался водитель. Вместо того, чтобы просто подняться на берег, он вдруг начал вести машину сначала на километр влево вдоль берега, затем на два километра вправо. «Что-то выезда с озера не могу узнать,» - как бы оправдываясь, произнес он. Наконец, въехали на берег. Похоже, без всякого «выезда». До леса в том месте было, ну, ооооочень не близко. Ровная голая тундра. Да, и не нужен был мне никакой лес совершенно.