Северный цветок
Шрифт:
Спазма страдания исказила его лицо. Снова на его губах показалась кровь. По всему его телу пробежала такая сильная дрожь, что в продолжение минуты он ничего не мог сказать. Наконец он произнес с большим трудом.
— Ради бога, мсье… дайте мне воды… или чего-нибудь другого… Со мной творится что-то ужасное…
Филипп снова слегка приподнял его и в эту минуту увидел в дверях Мак-Дугала, который тотчас же снова скрылся.
— Вам надо немного отдохнуть, Пьер, — сказал Уайтмор.
Метис молчал только несколько минут, а потом снова заговорил едва слышным шепотом:
— Вы должны знать все, а я должен торопиться, потому что у меня осталось совсем мало времени. До известного момента мы с Жанной решили не открывать вам планов ее отца. У нас были на то весьма веские
— О, можете быть вполне уверены! — горячо воскликнул Филипп.
В комнату вошел Мак-Дугал. Он принес стакан, до половины налитый какой-то цветной жидкости, и поднес его к губам больного. Пьер с большим трудом проглотил жидкость и сделал знак Филиппу, после чего инженер снова вышел.
— Mon dieu! — воскликнул Пьер, словно обращаясь к самому себе. — Как у меня все горит внутри! Я думаю, мсье, что лучше будет, если я опять лягу!
Филипп очень осторожно опустил его на прежнее место, причем старался как можно меньше говорить и не понуждать больного к дальнейшему рассказу. Лекарство, данное шотландцем, все же оказало действие и принесло временное облегчение, которым Пьер решил как можно скорее воспользоваться.
— Сегодня вечером я снова встретился с Торпом, — продолжал он спокойнее прежнего. — Д'Аркамбаль ничего до сих пор не знает и думает, что мы вместе с Жанной отправились с визитом к жене старого траппера в Черчилле. Я хотел повидать Торпа с глазу на глаз, и мне это удалось. Он был пьян, все время безобразно хохотал, называл нас с Жанной самыми глупыми людьми на свете и решительно заявил, что ни в коем случае отсюда не уедет, так как ему и здесь хорошо. После того я поговорил с Жанной и снова попросил ее разрешения покончить с этим ужасным человеком. Она категорически запретила это и заставила меня поклясться, что я не выполню своего намерения. После меня она сама встретилась с ним. Я находился снаружи, у стены хижины Торпа, но все слышал. Не в силах более сдерживаться, я вошел в хижину и заявил, что убью его, если он не уберется отсюда. В ответ он расхохотался и ударил меня так сильно, что я упал на пол. Поднявшись на ноги, я увидел, что он выбежал из хижины и направился к складам. Я последовал за ним. Я позабыл о данной клятве. Мной овладела такая ярость, что я совершенно потерял власть над собой. Вы знаете, что произошло дальше. Я надеюсь, что вы обо всем расскажете Жанне и постараетесь разъяснить, как случилось это несчастье.
— Может быть, я могу послать за ней? — спросил Филипп. — Вероятно, она находится неподалеку отсюда.
— Нет, мсье, не надо! — тихо ответил умирающий. — Я, в моем нынешнем положении, кроме страданий и
— Но ведь Торп убит! — возразил Филипп. — Посмеют ли они без него пойти в атаку?
— Помимо него тут есть еще один человек, который всем орудует! — сказал Пьер. — Вот единственный секрет, которого Торп не сообщил Жанне. Мы до сих пор не знаем, кто этот человек, но нам известно, что за свое участие в деле он получает большие деньги. По моему мнению, нападение обязательно состоится, и вам надо принять все меры предосторожности.
Филипп ниже прежнего склонился над Пьером.
— Дорогой Пьер, — заговорил он, — я очень давно осведомлен об этом заговоре против дела, которому я посвятил все свои силы. Я знаю, что Торп, который почему-то величался лордом Фитцхьюгом Ли, был только покорным агентом более влиятельных и могучих сил, чем он сам. Я хочу знать: вы все рассказали мне? Вы ничего больше не знаете?
— Ничего больше, мсье!
— Это Торп со своими людьми напал на вас тогда на скале?
— Нет! Я уверен, что это был не он! Он слишком сильно рисковал бы в том случае, если бы его нападение не удалось. Нет, тут участвовали какие-то другие разбойники, которые хотели убить меня и увезти Жанну. Вы понимаете?..
— Я понимаю, но не думаю, чтобы это было главным мотивом нападения. Не знаете ли вы — встречался ли Торп с кем-нибудь в Черчилле?
— Не могу вам ответить! Он большей частью скрывался в лесу.
Конвульсии так скрутили тело больного, что на минуту он замер. Затем мучительно застонал и вцепился рукой в маленький медальон, висевший на его шее.
— Мсье, — начал он быстрым шепотом. — Этот медальон был на шейке Жанны, когда я нашел ее. Я снял его только потому, что на нем были инициалы ее матери… Я начинаю терять рассудок, мсье, и хочу просить вас… об одном пустяке. Я очень хотел бы, чтобы меня похоронили с этим медальоном на груди под тем же старым деревом, где теперь покоится мать Жанны. И если можно, мсье… положите мне в руку что-нибудь такое, что принадлежит нашей девочке… Мне будет легче лежать в могиле…
Филипп в знак согласия низко наклонил голову и скрыл свои глаза, наполненные волной горячих слез. Пьер крепко пожал ему руку.
— Она любит вас, как я люблю ее! — прошептал он так тихо, что Филипп с трудом услышал его прерывистые слова. — Я надеюсь, что вы будете любить ее до последнего дня вашей жизни. Иначе проклятие Пьера Куше будет преследовать вас до последней вашей минуты…
Осилив спазмы, которые сдавливали его горло, Филипп опустился на колени возле койки Пьера и, словно мальчик, закрыл лицо руками. В продолжение нескольких минут вокруг царила ничем ненарушаемая тишина, которая еще больше подчеркивалась тяжелым дыханием больного. Но вдруг и эти звуки прекратились, и Филипп почувствовал, как холодный пот выступил у него на лбу. Затаив дыхание и не поднимая головы, он начал напряженно прислушиваться. Лишь через несколько секунд он услышал страшный крик, сорвавшийся с уст Пьера и, подняв глаза, увидел, как метис делает неимоверные усилия для того, чтобы приподняться со своего ложа. Снова кровь окрасила его губы. Его глаза лихорадочно сверкали, а бледное лицо покрылось предсмертной испариной. Он весь подался вперед и пристально смотрел по направлению к окну, к озеру и горе, которая высилась на расстоянии полумили.
Пораженный ужасом, Филипп повернулся и увидел небо, объятое пламенем: то были отблески сигнальных огней, зажженных на вершине горы.
С уст Пьера опять сорвался мучительный стон, и он протянул руку в сторону сигнала, который был дан на целые сутки раньше.
— Жанна! Жанна! — зарыдал он. — Моя Жанна!
Он покачнулся и упал на спину, но не переставал кричать отдельные отрывистые слова:
— Сигнал! Жанна!.. Торп!..
Видно было, что он прилагает последние усилия для того, чтобы передать свои мысли Филиппу.