Северный круг
Шрифт:
Палач в кожаных штанах и дорогой атласной рубахе с длинными рукавами, откровенно позевывая, ворошил угли, стражник у ворот, засунутый в темную от времени, изрядно помятую кирасу, в шлеме с широкими полями, скучающе скоблил острием алебарды камни над входной дверью. Для них все было обыденно и неинтересно. Наверное, они костер под своей новой жертвой станут разводить с точно такой же скукотой и ленью.
Внезапно распахнулась дверь, и в подвал вошел благообразный старичок в коротком плаще, широко разошедшемся над затянутыми в синие чулки ногами, в бархатном берете с приколотым к нему длинным пером, очень похожим на гусиное.
«Адвокат! —
— Сын мой, — поднял глаза на арестованного инквизитор. — Ты не должен проявлять страха. Мы собрались не для того, чтобы причинить тебе зло, а во имя спасения твоей бессмертной души и достижения истины. Ты находишься здесь перед лицом Господа нашего, а посему зарекаю тебя не оскорблять наш слух и Божье благословение ни малой, ни большой ложью.
На пытающегося уместиться за столом адвоката священник даже не смотрел, всячески выражая свое недовольство слишком поздним его появлением.
— Понял ли ты мои слова, сын мой?
— Да, — нашел в себе силы с достаточной твердостью кивнуть молодой человек.
— Ты ли носишь имя дона Альфонса де Тахо, сына идальго Эбро Тахо из Толедо?
— Да, святой отец, — кивнул маг.
— И ты проживаешь в Альбасете, во втором доме от Мельничьего моста?
— Да, святой отец.
Инквизитор вздохнул, склонившись к бумагам, немного почмокал губами, снова поднял голову, глазки его хищно сощурились:
— Ведомо ли тебе, дон Тахо, что свидетели дважды заставали тебя за сотворением богопротивных обрядов, сжиганием крови, собиранием следов человеческих ради наведения порчи на благонамеренных жителей Альбасета, о чем подробнейше отписано в доносах, поступивших на имя легата святого престола, его преосвященства Хуана Льоренте?
Арестант опять ощутил, как в животе остро засосало холодком, а священник, перекрестившись, ласковым, почти умильным тоном спросил:
— Признаешь ли ты свою вину, сын мой?
— Нет! — Молодой маг хотел ответить более развернуто, но увидел, что его престарелый адвокат уже дремлет, подперев подбородок кулаками, и запнулся.
— Должен признать, сын мой, — согласился инквизитор, — есть заблудшие, что стремятся руками церкви христовой отмстить обидчикам своим, либо корысти ради творят доносы свои. Назови нам, дон Тахо, имена недоброжелателей и ненавистников своих, и мы исключим сих лиц из твоих свидетелей и обличителей.
— Ненавистников… — сглотнул арестант. Как много он отдал бы сейчас за зелье, что позволяло смотреть чужими глазами! Как ему хотелось разглядеть, что написано на проклятых листках, разложенных перед инквизитором! Увы, приходилось полагаться лишь на свою догадливость и память. — Кабатчик Гальяно, что с улицы моей, может солгать, — кивнул он и пояснил: — Негодяй недавно пытался подать мне кислое вино, за что и был бит поделом. Пабло Абарка де Болеа, граф де Аранда мог оговорить из-за давней ссоры. Мы с ним бились дважды, но оба раза я ранил его, не пролив своей крови. Купец Кано недавно грозился местью. Якобы я дочь его соблазнил и смог добиться от нее многого. Хуан Крамлинк, лавочник из суконного ряда, выпросил у меня сто дукатов на год, дабы с честью дочь свою выдать. Обещал вернуть взятое серебром или тканями для моих нужд, но с возвратом затянул более чем на месяц. Мигель де Легаспи питал чувство к одной замужней даме, однако же она предпочла снизойти ко мне своим расположением. Булочник Рюи мог затаить недоброе. Недавно я сбил конем его младшего сына, выскочившего из-за повозки. Вилья Моратин, горожанин, живущий на площади перед храмом святого Петра, вроде искал со мною ссоры по неведомой мне причине, однако же быстро погас в своих желаниях…
Больше он никого вспомнить не смог.
— Всех ли ты назвал недоброжелателей своих? — прервал затянувшуюся паузу инквизитор.
Арестант подумал еще немного, потом кивнул:
— Да, святой отец. Я стараюсь вести благочестивую жизнь и не знаю, кого мог обидеть так, чтобы подтолкнуть к преднамеренной лжи.
— Достаточно, сын мой, — остановил его инквизитор. — Степень твоего благочестия установит следствие с полной достоверностью. Пока же я, следуя наставлениям легата и регламенту по проведению расследования, исключил показания тех, из названных тобою лиц, кто мог совершить оговор… Дон Альфонсо де Тахо… У святой церкви ныне нет обвинений, что мы можем выставить против тебя, сын мой. Видать, Господу угодно было оградить тебя от клеветы и очистить твое имя от подозрений. Ступай, и да пребудет с тобой милость Божия…
Пустынник так и не узнал, кто из названных им инквизитору людей написал донос. В те дни он не думал о мести. Вырвавшись из зловещего подвала, он в тот же день собрал книги, золото, повесил на бок дедовский меч из смертоносной толедской стали и умчался в Картахену, намереваясь отплыть в земли менее кровожадных арабов. Однако в порту он услышал про новые земли, открытые за океаном итальянским мореходом, и, отложив побег на три недели, дождался торговой каравеллы и отплыл туда — в дикие места, ныне называемые Америкой. Подальше от инквизиции, доносчиков, родственников, которых уже начал смущать его слишком юный вид.
Снова посетил родные земли Пустынник только через триста двадцать лет. К этому времени научившиеся прятаться маги уже смогли добиться главного: внушить инквизиции и церкви, что те победили. А после исчезновения охотников за головами еще почти сто лет — три поколения смертных — колдуны посвящали общие усилия тому, чтобы превратить борьбу церкви с инакомыслием в легенду, в сказку. В глупый бред, который овладел умами злобных религиозных фанатиков и отозвался бессмысленно пролитой кровью миллионов невинных людей.
Память смертных коротка — они забыли, с чего все началось. Они поверили, что следователи инквизиции были злобными карликами, которые пытали случайных жертв, вымогая у них ложные признания. Но опытные мастера знают истину, они сделали нужные выводы из прошлого и теперь всегда требуют от учеников скрытности, строят защитные убежища, плетут магические коконы, защищающие их обитателей от любых ударов извне — от злобы людской, от дурного взгляда, от умелого колдовства, от нежданной беды, от плохого слова. Они отводят от себя глаза, копят знание, воспитывают последователей. И очень может быть, что скоро смертные все-таки ощутят на своих шеях крепкое ярмо от новых хозяев.
Пустынник резко переложил руль, подъезжая к тротуару, заглушил мотор, наклонился вперед и оглядел витрину магазина. Тарелки, графины, хрусталь. Что же, очень может быть, здесь и удастся отыскать что-нибудь интересное.
Ему повезло, причем дважды. Войдя в магазин, он сразу увидел пузатый графин с пробкой, увенчанной большущим хрустальным шаром, пусть и покрытым мелкими гранями — а в качестве дополнительного сюрприза на прилавке у кассы дремал большущий черный кот.