Северный свет
Шрифт:
— Вас это, кажется, не очень волнует, — проговорил Смит, нарушая молчание.
— Да перестаньте вы, ради бога, ныть, — взорвался Най. — Неужели вы до сих пор не поняли, что я из этого Пейджа дух вышибу! С той минуты, как я увидел этого благородного защитника моральных устоев и британской конституции, я решил разорить его. Точка. Только я не кричу об этом на всех перекрестках — не мой стиль.
Последовала пауза, затем Смит с самым несчастным видом, продолжая по-прежнему думать О Грили, заметил:
— Интересно, останется ли он на этот раз ночевать? Или уедет обратно в спальном вагоне?
— Не останется.
— А то, может, придется развлекать его. Почему вы так уверены, что он уедет?
— Потому что я знаю, — с издевкой заметил Леонард. — Можете не беспокоиться и не водить его на выставку цветов.
Смит с сомнением посмотрел на коллегу, но ничего не сказал, вскоре он встал и направился к двери.
Когда он ушел, Най отодвинул в сторону бумаги и снова погрузился в раздумье. Хотя он приучил себя при всех обстоятельствах держаться
Итак, уже с марта, сразу после первого вызова к Соммервилу, мозг Ная усиленно заработал в этом направлении. Дело было нелегкое. Однако Най был довольно ловок на такие штуки и к концу месяца неожиданно набрел на одну идею. Осторожно и умело проверив свою догадку, он теперь уже располагал материалом, который даже с точки зрения человека вполне беспристрастного не мог быть расценен иначе, как верный козырь. И сейчас, перебирая в уме деталь за деталью, Най не видел ничего, что могло бы помешать успеху его затеи. Он не собирался так быстро раскрывать свой план — забавно было бы подержать Смита еще немного в неведении, — но, поскольку им на голову обрушился Грили, придется раскрыть карты.
Примерно через час после их разговора Смит выехал в Тайнкасл на машине, — за рулем сидел Фред. Най тотчас отправился завтракать, сказав Питеру, где его искать. В этом провинциальном городишке жизненные удовольствия были, мягко выражаясь, весьма ограничены. Негде было, например, даже прилично подстричься, а чтобы сделать маникюр, приходилось ездить в Тайнкасл. Зато кухня в гостинице «Красный лев» была вовсе не дурна… и к тому же там имелся на редкость хороший винный погреб.
Хотя Леонард очень заботился о своей фигуре и всегда следил за количеством поглощаемых калорий, сегодня он решил не стеснять себя. Работая на Джохема в Париже в 1949 году, он приобрел вкус к тонким блюдам и частенько завтракал у «Максима» или в ресторане «Лаперуз». Ну, и в Нью-Йорке несколько хвалебных абзацев, умело вкрапленных в статью, обычно давали ему возможность бесплатно обедать в самых лучших ресторанах и ночных кабачках. Сегодня он заказал консервированные моркомбские креветки, затем превосходное филе-миньон с зеленым салатом и напоследок — острый зеленый чеширский сыр. С мясом он решил выпить пинту пюйи 47 года, с сыром — бокал доусского портвейна и с кофе — рюмку бренди.
Мысль, что он заложил мину под Пейджа и скоро взорвет ее, придавала особую пикантность этому отличному обеду. Дело в том, что под элегантной внешностью Ная — одна остроумная женщина, которую он так и не сумел обольстить, назвала его «джентльменом наизнанку» — таилась недоброжелательность к людям и неутомимая мстительность, качества не столько врожденные, сколько вызванные к жизни условиями, в которых он рос и воспитывался. Дело в том, что Леонард явился на свет без приглашения: это был случайный плод одной из тех связей, якобы основанных на великой духовной общности, какие время от времени возникают в литературном мире. Его отца Огастеса Ньюола, крупного тучного мужчину с желтыми зубами, большого щеголя, обожавшего широкополые черные фетровые шляпы, в начале двадцатых годов превозносили до небес за сборничек ультрасовременных стихов «Черный мерин», который, выражаясь терминами конюшни, мог бы произойти от случки Бодлера с Гертрудой Стайн [3] . Его мать, Шарлотта Най, высоко интеллектуальная молодая особа с довольно свободными взглядами на жизнь, незадолго перед тем окончившая Гиртон, твердо верившая в собственный талант и высокомерно презиравшая буржуазные условности, ощутила настоятельную потребность послать новоиспеченной знаменитости тщательно составленное восторженное письмо, которое достигло цели и свело их вместе.
3
Бодлер Шарль (1821–1867) — французский поэт, предшественник декадентов. Гертруда Стайн (1874–1946) — американская писательница.
Это была встреча двух родственных душ. Сначала она сидела у ног великого мастера, а потом согревала их в постели. Они завели общее хозяйство. Но у Шарлотты был ужасный характер; к тому же она была недостаточно красива, чтобы накрепко привязать к себе влюбчивого и избалованного вниманием Огастеса, который в пору своего кратковременного расцвета частенько без зазрения совести овладевал своими поклонницами тут же, на ближайшей кушетке. Полтора года длилась эта связь, но злой рок привел к зачатию Леонарда — это нарушило согласие родственных душ, и они, взлетев сначала в заоблачные выси эстетического упоения, опустились вскоре в низины взаимных бурных упреков и обвинений; а после рождения Леонарда два разочаровавшихся эгоиста и вовсе возненавидели друг друга.
Сначала Леонард жил с матерью, которая, решив в отместку Огастесу посвятить свой талант сцене, получала время от времени небольшие роли в провинциальных труппах. Она нехотя таскала сына, эту обузу, с собой по стране, пока наконец, решив, что мальчик достаточно вырос, не отослала к отцу, который, исчерпав свой поэтический талант, стал к тому времени критиком и с присущей людям этой профессии свирепостью писал рецензии на работы своих современников. С тех пор родители то и дело перебрасывали мальчика друг к другу, и каждый встречал его со скрытой досадой и отсылал обратно с явным облегчением; наконец отец, решив перебраться за границу, поселил его у тетки, которая имела табачную лавчонку на Пулхем-роуд и с которой Огастес до того не поддерживал никаких отношений.
Эта добрая женщина не так уж дурно обращалась с ребенком: она даже продолжала кормить его, хотя Огастес все реже присылал более чем скромную сумму на его содержание. Однако сознание, что он никому не нужен, оказало уже свое действие на характер мальчика, который и без того был раздражительным, озлобленным ребенком. Он видел, что никому ничем не обязан, и по мере того как рос, в нем зрело убеждение — легко объяснимое, хоть и весьма циничное, — что никому нельзя доверять, что никогда не следует считаться с другими людьми и, значит, жить надо только для себя. Когда ему исполнился двадцать один год, он, сам не зная почему, вступил на поприще журналистики, а тогда именно эти качества, дополненные природным умом и умением придавать ядовитую окраску своим мыслям, и помогли ему сделать неплохую карьеру.
Пообедав, Леонард почувствовал прилив вдохновения. Теперь он может спокойно встретить то, что его ждет. Поскольку еще не было двух часов, а Смит вернется не раньше трех, он неторопливо направился в бильярдную и продемонстрировал там несколько трудных бортовых карамболей. Маркер Джо предложил ему сыграть партию, но Наю не хотелось втягиваться в игру, и он пообещал Джо прийти вечером. В половине третьего он зашел в телефонную будку и, тщательно прикрыв дверь, вызвал Хедлстон № 7034.
— Алло, алло. — Ему пришлось подождать несколько минут, прежде чем его соединили, затем он заговорил своим самым мягким и вкрадчивым голосом: — Алло, это вы, миссис Харботл? Как поживаете? Прекрасно. Очень рад слышать. Ревматизм?.. Да, конечно… очень неприятная штука. Послушайте, дорогая миссис Харботл, я хочу предупредить вас, что непременно приеду к вам сегодня вечером с двумя джентльменами… да, оба очень милые люди… чтобы закончить наше дельце. Вы меня слышите? Что?.. Боже мой, нисколько это не подло. Наоборот, вы в полном праве так поступить… Но, миссис Харботл, мы ведь обо всем этом уже говорили, перед тем как вы подписали ту бумажку. Вы помните, не так ли? Теперь вы уже не можете отступить: это не шутки; нам придется тогда разговаривать с вами через юристов. А главное, вам представляется такая возможность! Что?.. Да, конечно, старые друзья — самые верные, но не тогда, когда они вас подводят или обманывают. Ведь они уже столько лет вас дурачат, а теперь вы и вовсе не получите от них ни пенни. Так что договорились… мы приедем. Прекрасно. Нет, пожалуйста, не беспокойтесь насчет чаю. Я приеду выпить с вами чаю как-нибудь потом, на неделе, и с удовольствием отведаю вашего чудесного пирога, он у вас получается такой вкусный. Отлично… великолепно… до вечера, миссис Харботл.
Выйдя из тесной, душной будки, где ему стоило буквально физических усилий договориться с этой не только несговорчивой и прижимистой, но и глухой как столб «пучеглазой рыбой», как он прозвал старуху; — Най почувствовал, что ему необходимо выпить еще рюмку бренди, чтобы привести себя в норму. Он выпил бренди и отправился в редакцию.
Пришел он как раз вовремя. И не успел сесть за стол, как прибыли Смит и Грили.
Коммерческому директору перевалило за пятьдесят, он был необычайно высокий и необычайно тощий, с длинным узким холодным лицом. При виде его у Ная всегда появлялось ощущение, будто Грили только что извлекли из могилы, — впрочем, хоть он и походил на мертвеца, но на чинного и благопристойного, словно его обряжал для погребения почтенный представитель похоронного бюро. Все увлечения Грили и те были связаны с загробной жизнью: во время отпуска он ездил по развалинам, обследовал катакомбы, а прошлым летом даже производил раскопки в пещерах Южной Италии. Несмотря на теплую погоду, на нем было пальто, которое он, изгибаясь всем телом, осторожно снял, предварительно положив в наружные карманы по перчатке, подбитой байкой. Он был, по обыкновению, в темном костюме и жестком крахмальном гладстоновском воротничке, над которым заметно выдавался, точно вставленный в горло, острый кадык, при каждом глотке двигавшийся вверх и вниз; Но, несмотря на нелепую внешность и несколько эксцентричные манеры. Грили обладал острым умом юриста и был довольно известным адвокатом еще до того, как Соммервилу удалось переманить его к себе.