Северяне
Шрифт:
– Войной идут! Не мешкай! – еще громче крикнул всадник, развернул коня и помчался в село.
Младан будто остолбенел. Никак не мог прийти в себя. Неужто правда война? Неужто хозары уже под Черниговом?..
– Что же нам теперь делать? – заплакала Милана. Младан, опомнившись, засунул топор за пояс.
– Что должно, то и делать будем, – жестко сказал он. – Раз хозары пришли к нам как враги, пойдем на них всем ополчением.
– А я? – схватила его за рукав Милана. – Что будет со мной?! Куда денусь?
Младан задумался. И правда, на кого оставит он Милану? Родные отреклись от них, чужим не до Миланы.
– Седлай коня, давай быстрей в село, – приказал он жене, – а там увидим, что тебе делать.
– Я не только в село, я и в войско с тобой пойду, – сказала Милана – Где ты, там и мое место.
– Что ты, Миланка! – испугался Младан. – Да разве женское это дело – брань на ратном поле?
– А куда мне деваться? Твои родичи – враги мне. Соединили боги нас навеки, так тому и быть. Вовеки и будем вместе.
Младан залюбовался женой. Потом подошел, взял за руки и пристально взглянул в подернутые грустью синие глаза.
– Ладно, – раздумчиво и медленно проговорил он, – пусть будет так. Я отстою тебя перед старейшинами. Упрошу, чтоб дозволили идти со мной в поход…
Все усадьбы згуричан были охвачены тревогой. Северяне спешно копали глубокие ямы, обставляли их снопами, тащили из хат и складывали туда свои пожитки. Остатки прошлогоднего зерна, кувшины с медом увязывали на седлах, готовясь в дальнюю дорогу.
А на площади уже собирались воины. Старейшины сидели на конях суровые, нахмуренные, говорили что-то конникам, указывая на протоптанную в лесах тропу, которая вела к Соляному шляху. После этого всадники небольшими группами двинулись в путь, видно в дозоры. Их задача: вовремя предупредить о появлении хозар, не допустить, чтоб враг застал жителей села врасплох.
Когда на площади собрались все мужи, старейшина Доброгост поднял над головой меч – то был знак: он хочет сказать свое слово ополчению.
– Братья, – сурово и печально начал он, – из Чернигова пришли недобрые вести. Хозары коварно напали на наш стольный град Огню и мечу предали землю Северянскую. Князь и тысяцкий призывают нас на ратные дела против кагана хозарского Будем же достойны долга своего перед народом, перед родной землей! Раз хозары пришли к нам как враги, наше место в ополчении! Слышали, братья? Все слышали?
– Слышали!!! – единодушно ответили конные и пешие мужи.
– Старейшина из рода Бортников! – обернулся Доброгост к седому мужу, стоявшему рядом. – Тебе ведомы тайные тропы всех лесов окрестных. Бери под свою руку семьи наши и уведи их в чащи лесные. Укрой так, чтоб воины не боялись за судьбу своих семей.
– Все будет сделано, как ты сказал, Доброгост, – заверил старец, – Уж я знаю, как запутать следы. Леса у нас бескрайние, чащобы непролазные, хозарам туда заказаны пути.
– Люди пусть идут пешком, – продолжал Доброгост. – На коней, которых оставляем вам, грузите только съестную поклажу.
– Хорошо.
Бортник подобрал повод и, низко поклонившись ополченцам, пошел собирать стариков и женщин с детьми в дальнюю дорогу. За ним двинулись и те, что должны были охранять семьи от внезапного нападения недругов и зверя.
Доброгост обвел глазами сгрудившихся на площади воинов и заговорил с ними громко и решительно как начальный муж ополчения.
– Братья! Беритесь быстрей за дело! Пока на нас хозары не напали, собирайте все, что есть в селе из бронзы и железа, да к горнам поживей! Мечи ковать!
Мужчины двинулись было по домам. Но тут Доброгост увидел среди конников Младана и, как бы вспомнив что-то, зычно крикнул:
– Стойте! Я не все еще сказал!
Згуричане остановились, выжидающе глядя на старейшину.
– Сын мой Младан, и ты, Стемид, – обратился он к своим детям, стоящим в толпе раздельно, словно чужаки, – подойдите ко мне. Хочу слово сказать вам при всех, при побратимах ваших ратных.
Те спешились, подошли, стали перед отцом.
– Недавно поссорились вы, дети мои, и в сердце вашем гнев лежит друг на друга. Изгоните его прочь! Забудьте обиды! В грозную для земли нашей годину придется вам плечом к плечу бороться с лютым ворогом, а может, и умирать брат за брата. Прогоните же из сердца злобу, поклянитесь перед воинами нашими, что идете сражаться за родину как братья, а не как враги!
Опустив головы, стояли Младан и Стемид, не решаясь взглянуть друг на друга.
– Младан! – сурово воскликнул Доброгост. – Тебя обидели, то правда. Но ты младший, за тобой первое слово.
Младан несмело бросил взгляд на Стемида и снова потупил взор.
– Прости меня, брат, – сказал он наконец. – Мне следовало покориться тебе, как старшему.
– Нет, брат, – отозвался Стемид, – это я должен был быть справедливым, как старший. Если можешь, забудь обиду и прости.
Отец удовлетворенно погладил бороду, а сыновья обнялись и трижды расцеловались при всем честном народе.
– А теперь за дело! – приказал Доброгост. – Женам и детям в лес! Мужчины – к наковальням!
– А как же я? – испуганно воскликнула Милана. Она пробилась вперед через строй ополченцев.
Старейшина недовольно сдвинул брови. Увидев это, Младан кинулся к отцу:
– Дозвольте, батюшка, Милане идти со мной!
– С тобой? – удивился старейшина. – Это почему же?