Северяне
Шрифт:
На площади все онемели от изумления. Случилось небывалое, даже страшное: повергнут на землю сам Могута! Все поняли, что отрок – избранник судьбы, всевластной силы, господствующей над людьми, но помогающей лишь немногим. Значит, отмечен отрок доброй волею богов.
Неслыханный доселе гром приветствий огласил площадь. Дружно и радостно кричали все от мала до велика, от отрока до князя.
Всеволод растерялся. Не знал, что надо сделать, как держать себя на виду такого многолюдства: благодарить ли северян иль молча удалиться с поля. Он хотел было незаметно уйти и затеряться меж дружинниками,
– Гляди, гляди, – толкнул дружинник своего соседа, – княжна подарила отроку платок!
Тот поднялся на стременах, глянул через плечо стоящего и задумчиво ответил:
– Ну, значит, выбирает его себе в бояре. Что ж, выбор хорош. Надежным он будет стражем. Однако улыбка ее, мне кажется, не о том лишь говорит.
Дружинник недоверчиво взглянул на соседа:
– Не думаешь ли ты, что избранник судьбы станет избранником прекрасной княжны?
– А почему бы нет? Такому отроку куда более пристало быть нареченным княжны, чем старому кагану. Взгляни, как статен и хорош собою этот воин, а в ратном деле настоящий муж!
– Правда, – согласился дружинник. – Пара из них хоть куда! Другую такую и не сыщешь. Да неведомо, как приглянется он гордой княжне?
– Ой ли?
– А как же? Сан-то у отрока, кажись, не княжеский. Пойдет ли княжна за простого воина?
– Ну, сан он добудет! Видишь, каких мужей одолел? А это ведь только начало. Кто умеет так владеть оружием, у Того и сан будет.
XXXI. ГОНЕЦ К КНЯЗЮ ОЛЕГУ
Вести с поля брани не всегда проникали к княжне через высокие стены детинца. Князь запретил отрокам тревожить дочь рассказами о ратных делах защитников Чернигова. Но не могли скрыть отроки от княжны, что нынче от Северных ворот поскакали два нарочных мужа к войску хозарскому и должны объявить там, что северянский витязь вызывает кагана на поединок. Ну как им было скрыть такую весть от Черной? Витязь-то пойдет на битву, а может, и на смерть за родную Северянщину и за нее, княжну. Она должна быть там, ей бы след подбодрить смельчака, укрепить своим словом его силу ратную, а не сидеть, запершись в тереме. Да и князь не накажет их за своеволие, вести эти не тревожные, а радостные.
Черная была уверена, что Всеволод готовится к поединку с каганом, не знала только, когда встретятся они на ратном поле. Услышав, что князь послал нарочных мужей в хозарский стан, она без долгих разговоров вскочила в седло и в радостном возбуждении погнала коня узкими улицами окольного града.
У ворот толпились закованные в броню дружинники, которые готовились сопровождать Всеволода и быть свидетелями единоборства в поле. Черная хотела пробиться вперед, поговорить с Всеволодом, да где там! Никто не обращал на нее внимания, никто не уступал дорогу.
– Всеволод! – крикнула княжна. Он услышал ее, обернулся, поискал глазами в густой толпе, наконец увидел и махнул ей рукой.
– Да пошлют тебе боги удачу и счастье, Всеволод! Черная заметила, что князя нет среди дружинников. Догадалась, где он может быть сейчас, и поскакала к ближайшей башне. Но там ее радость сразу погасла. Она услышала крики:
– Он трус! Он трус!
То кричали воины, спускаясь с башни вниз.
Черная побледнела.
– Кто трус? – спросила она у отца. – Всеволод трус?
– Да нет, – досадливо отмахнулся Черный, – каган отказался выйти на поединок. Княжна не поверила:
– Не может этого быть! Откуда вы знаете?
– Мужи нарочные возвращаются ни с чем, – хмуро ответил князь и двинулся к своему коню, которого подвели к нему отроки.
Теперь на Соборной площади толпились не только дружинники. Князь наказал созвать всех воинов народного ополчения, кроме тех, кто сторожил на стенах, и обратился к ним с речью:
– Братья! Дружинники! Воины земли Северянской! Четверо суток стоите вы на стенах острога Черниговского, и разбиваются о мужество ваше ватаги хозар, как волны буйные о берег каменистый. Враги уже начали бояться вас, на стены смотрят, как на свою погибель. А ныне сам каган – ворог наш треклятый – не посмел выйти на поединок с витязем земли Северянской Всеволодом славным. Но хозары злые и наглые враги. Они не уйдут от града нашего, пока мы сами не прогоним их отсюда.
– Правда! – закричали дружинники. – Довольно сидеть за стенами! Выводи нас, княже, на поле битвы!
Черный хотел еще что-то сказать, но понял, что его не слышно будет в грозном шуме, поднявшемся на площади.
– На поле! На сечу! – кричали воины, поднимая над головой мечи. – Хозары трусы! Негоже нам прятаться от них за стенами острога!
Черный не мог нарадоваться боевому духу северян. С тех пор как помнит себя князем, да и до княжения, не слышал и не видел на Соборной площади такого единодушия, такой готовности каждого сразиться с врагами родной земли. То ли нависшая опасность, то ли почуяли северяне мощь свою, малодушие хозарского кагана, неуверенность, а может, и слабость врага…
«Видно, то и другое, – думал князь. – А впрочем, всего вернее вселяет в сердца воинов жажду сечи трусость Кирия».
Обрадованный и возбужденный, Черный выпрямился в седле и поднял над головой меч.
– Братья!..
Шум на площади стал затихать. Князь подождал, пока он улегся.
– Я радуюсь, братья, – обратился он к народу, – что воля князя и воинов его ныне, как никогда, едина. Когда и где начнем мы битву против хозар, дозвольте обдумать и на совете мужей обговорить. Беритесь за дело. Готовьте к бою оружие и коней!
Черный вложил в ножны меч, давая понять, что все сказал.
И снова площадь задрожала от громких криков одобрения воинов северянских. Не только князь, все северяне радовались единению своих помыслов, готовности к ратному подвигу.
Теплая летняя ночь опускалась на землю, расстилая над ней свое черное покрывало. Окруженный высокими стенами детинец тонул в густых вечерних сумерках. Но все же зоркому глазу еще можно было разглядеть, как отделилась от княжеской конюшни темная фигура, быстрой тенью метнулась через подворье и пропала меж приземистых строений, ютившихся вплотную к стенам. Потом она возникла перед домом княжеского ключника.