Сейд. Джихад крещеного убийцы
Шрифт:
– И что ты теперь скажешь своему отцу, о талисман удачи всех правоверных? Ведь ты только что убил имама своего родного Триполи... – Прихрамывая, базарный рассказчик приблизился к Сейду, осторожно обошел его. Сейд приготовил кинжал из второго рукава. Учитель не предупреждал ни о какой подмоге. Свидетелей же велел убить, если таковые будут. Базарный рассказчик, обходя Сейда и труп имама и приближаясь к лошади, оставшейся стоять после падения своего незадачливого всадника, в свою очередь, извлек из-под полы грязного халата небольшой, тонкий кинжал. Таким удобно перерезать горло. Точно так, как тем имамам, в каравансарае...
– Это ты нанял тех стражников, чтобы они напали на охрану имамов? – осторожно спросил Сейд, не сводя глаз с кинжала. Судя по тому, как базарный рассказчик держит его, он может владеть этим клинком лучше, чем прыгать из окон...
– Ты очень хорошо подготовлен, о юный купец из Триполи, сочиняющий мудрые четверостишия. Я нахожусь на пути джихада с неверными уже десять лет и выполнял самые разные поручения... но твоя подготовка просто
– Мне просто повезло.
– Сейдам должно везти – так обещал Пророк, мир имени Его. И без твоей удачи и помощи я мог бы не справиться. Так кого должен будет благодарить Праведник Веры в своих молитвах? Всё еще сына купца из Триполи?
– В молитвах, кроме Аллаха, благодарить никого не должно. Ибо в каждом из нас – Аллах, и рукой нашей ведет он в делах, Ему угодных...
– Ты говоришь, как суфий! Но при этом ты – убийца! Значит – из Аламута?! Передай селям Муаллиму! От Акына-Сказочника... Он поймет! – сказал базарный сказитель и в мгновение ока, вскочив на неоседланного коня, словно прирожденный кочевник, ускакал прочь с пустынной вечерней улицы Иерусалима.
—... ну, вот ты и стал убийцей праведных! – с усмешкой сказал Муаллим, выслушав историю Сейда о его задании. – Я доволен тобой, сынок. И даже не буду ругать тебя за то, что ты не стал убивать Акына-Сказочника. Он, конечно же, наглец, и вор, укравший у меня некоторые тайны мастерства и сбежавший на службу к Салах-ад-Дину... это давняя история, расскажу как-нибудь... Он ведь тоже родом из степей, как и я. Пусть Лев Пустыни знает, кому он обязан своим спасением. Акын всё ему расскажет. И в этом есть керамет (высший смысл) от Аллаха... Только вот то, что произошло с тобой у Железного Копта, мне совсем не нравится. Возможно, для тебя стоит сделать исключение и запретить тебе употреблять гашиш. Та история с убитым орлом не прошла для тебя даром. А орлы гашиш не потребляют. Так что... – Учитель потянулся за мундштуком кальяна в руке у Сейда, – ... дай-ка его мне!..
Короткое рондо (вне времени)
Арабские кони топтали Кавказ. Разрушались зороастрийские храмы, чей возраст был больше, чем у всех новомодных религий, вместе взятых... Огнем и мечом насаждалась вера Пророка, да пребудет Он в мире, учившего, что нет в исламе принуждения. Под копытами завоевателей умирали матери... те, под чьими ногами, согласно Корану, рай для правоверных... Арабы завоевывали Шелковый Путь.
Арабам тоже было нужно золото, и под знаменем джихада несли они не веру Пророка, да пребудет Он в мире, но власть над богатейшими землями Востока. Раздвоенный зульфукар хазрета Али размножили и передали вчерашним язычникам-бедави, пустынным кочевникам, дав дозволение на ганимед – добычу с грабежа во время войны.
Арабские кони еще будут топтать Персию. Древняя цивилизация, подарившая миру Заратустру, погибнет под железными копытами войск халифата, втаптываясь в грязь разрушенных дорог и падая с сожженных мостов между прошлым и будущим. Сожгут древние библиотеки, сдерут кожу живьем с непокорных лидеров, забросают камнями жен, названных неверными лишь по причине сомнения, виной которому неуверенность мужчин... бесплодия, за которым – слабость мужчин... нежелания платить отступные при разводе, предписанные исламом, и за всем этим – жадность и властолюбие мужчин. Всему этому они научатся после крестовых походов.
Арабские кони споткнутся о Малую Азию. Пройдут столетия, и османы дерзко вырвут из алчных рук знамя СВОЕГО халифата, чтобы пойти на Запад... туда, куда арабы идти побоялись... Потому что они тоже извлекут свои уроки из крестовых походов.
А в Персии и на Кавказе созреют очаги... Расцветет Красный Цветок, и очаги взорвутся восстаниями, разбрызгивая вокруг искры ярости и беспощадных схваток за Веру и Идею, за Землю и Золото...
Среди новых мусульман появятся отщепенцы-суфии, и споет миролюбец Насими:
Во мне вместятся оба мира,
Но я и в мире не вмещусь.
Я суть, я не имею места,
И в бытие я не вмещусь.
Всё то, что было, есть и будет —
Всё воплощается во мне.
Не спрашивай, иди за мною!
Я в объясненье не вмещусь!..
И за ним пойдут. Пойдут, не вопрошая, и бросятся толпы суфийских адептов безоружными под копыта воинов халифата, и порвется на лоскуты кожа, сдираемая живьем с поэта и философа, богослова и Учителя Мира Имамеддина Насими, перед смертью кричащего имя своей Родины – Страны Огней...
Пламя Заратустры забушует в сердцах людей, противостоявших
Две религии одного Бога превращались в инструмент Власти и Насилия над свободой личности. Две религии уходили от Бога, чтобы служить... кому?..
Арабские кони понесутся по Востоку. Арабские кони понесут Власть...
Чтобы однажды – споткнуться. И этому тоже учат крестовые походы...
Глава VII – СУДЬБА СВЯТОЙ
Прачек было много. Их ценили, пожалуй, даже больше, чем монашек, пустившихся в путь вместе с воинством Христовым, направлявшимся в Иерусалим. Хотя бы потому, что монашек было всего трое на почти тысячу солдат и рыцарей, и прилично врачевать из них могла лишь одна. Да и та пользовала болеющих дворян и рыцарей, входивших в руководство походом. Прачки же были отрадой для всей армии, находящейся в пути уже второй месяц. Их кормили и оберегали. За них платили выкуп, когда однажды после дерзкой ночной атаки воинов пустыни целых двадцать белокурых, голубоглазых женщин стали добычей нападавших. Впрочем, трое из женщин не вернулись – сами, поговаривают, не захотели.
Шалунья Рыжая, как прозвали в армии крестоносцев веселую прачку родом из страны бриттов, побывала в том плену и рассказывала, что бедави не обижали их, хорошо кормили и даже хотели взять в жены, но шейх племени решил, что золото ему нынче нужнее, и приказал своим пустынникам не трогать пленниц. Однако за всеми не уследишь, и трое из женщин успели принять магометанство, чтобы стать женами тех, кто их пленил. А выдавать своих единоверцев у магометан не принято, так что этим троим шейх позволил остаться, прочих же вернул в лагерь крестоносцев, получив за них добрый выкуп золотом и заодно забрав жизни у десятка рыцарей, устроивших засаду в надежде обмануть бедави во время обмена заложниц на выкуп и забрать золото себе. Кочевники же потеряли всего двоих. По убитым в неудавшейся засаде рыцарям походный капеллан устроил богослужение, прочитав сиплым от вездесущей пыли голосом проповедь, в которой назвал их героями, павшими от предательских клинков неверных сарацин, и чья кровь будет отмщена! Отомстить поклялись все рыцари, в том числе и сенешаль из страны франков, который поначалу обозвал этих рыцарей «ворами и глупцами». Впрочем, поддавшись затем настоянию капеллана и прочих рыцарей, отказался вернуть тела двоих кочевников, что были убиты в той стычке, шейху... Тела обезглавили, головы насадили на пики и выставили посреди лагеря крестоносцев. Но к концу службы прилетела стрела с письмом на арабском, в котором шейх объявлял всех воинов в армии своими личными кровниками. Над письмом сначала повозмущались, затем посмеялись, ну а после расхватали вернувшихся прачек по шатрам – пировать в честь освобождения христианских женщин из ужасного магометанского плена.
Монашка Ордена Святой Магдалины дружила с Рыжей Шалуньей, если можно назвать дружбой те странные отношения, что возникли между невестой Христовой и прачкой воинства Христова. Рыжая британка таскала для монашки разные сласти из шатров рыцарей, что благодетельствовали ее своими ласками, та в ответ делилась с нею познаниями в области врачевания. Следует отдать должное дочери далекой Британии, та и сама немало понимала в знахарстве и различных травах, однако в пустыне, по которой они шли, трав никаких не водилось, те же, что прачка взяла с собой в путь, давно закончились. За два месяца похода воины болели часто, и рыжая британка потратила весь свой запас на раны и недуги простых солдат. Снадобья же, взятые в поход монашками, представляли собой медицину, официально одобренную Церковью, и запас их был достаточно велик. К тому же большинство рыцарей из благородных предпочитали мазям и прочим лекарствам чудодейственную силу «лечебных» церковных реликвий, коими Орден снабдил монашек перед походом. Чудесные же останки блаженных и святых, хранившиеся в богатых раках, кои прикладывались к ранам и увечьям благородных недужных, имели не менее чудесное свойство не заканчиваться.
Британка искренне удивлялась столь чудесному способу лечения, так что монашке часто приходилось терпеливо разъяснять ей, в чем именно проявляется лечебная сила, скажем, вот этой раки, хранящей клок волос святого Ионы Арамейского.
– Иона выжил в водах, в коих ему уготовили смерть злые сарацины, и потому волосы его имеют чудесное свойство исцелять тех, кто мог бы утопнуть...
– Но где тут, в пустыне, утонуть-то можно? Разве что в пыли! – Британка спрашивала с серьезным выражением лица, но зеленые глаза ее как будто смеялись над словами монашки, раскладывающей перед ней раки с реликвиями. Однако монашка не впервые сталкивалась с неверием простолюдинов, привыкших лечиться придорожными травами да отварами деревенских знахарей, и потому тут же нашлась с ответом:
– Их также можно использовать при водянке и при лечении волдырей, заполняющихся водой при ожогах, от которых здесь, в пустыне, часто страдают наши отважные воины. Волдыри появляются от натертостей, причиняемых постоянным ношением доспехов, а также от немилосердного солнца этих земель...
– А кочевники тут делают то же, что и бабы в нашей деревне, чтобы от солнечных ожогов спастись. Только у нас используют прокисшее коровье молоко, тут же – верблюжье или конское. Это я во время плена видела.