Сэйл-мастер
Шрифт:
Наверное, ей ничего не стоило увернуться и спустить все на тормозах — уж вряд ли она стала бы подвергать Сашку дисциплинарному взысканию. Ничего не стоило ей и не отвечать на поцелуй, оставить губы сомкнутыми и сделать вид, как будто ничего не заметила, — тогда Сашка отделался бы только страшной неловкостью. Вместо этого она с неожиданной силой обняла его за шею, привлекая к себе; холодные пальцы запутались в волосах, скользнули по шее, под воротом рубашки… Мысли пропали — во всяком случае, членораздельные мысли. С Сашкой такого не было уже давно; даже его первые поцелуи никогда не отключали голову настолько полностью, не вышибали все, кроме невнятной, но очень сильной жажды. Тогда все же оставалось место для гордости собой, для нежности и для юношеского ощущения счастья. Сейчас ничего этого не было. Даже обычного приятного опьянения, как с другими…
Они отпустили друг друга одновременно, Сашка уставился на Княгиню совершенно дикими глазами. Он очень удивился — но Княгиня, кажется, улыбалась. И облизнулась. Он почти ожидал увидеть раздвоенный язык, вопреки очевидному.
— Если хотите, зайдите ко мне в каюту после ужина. Или не заходите.
— Зайду, — выдохнул Сашка совершенно не своим голосом.
— А я бы на вашем месте еще подумала, — спокойно заметила Княгиня.
Сашка не особенно раздумывал: думать он просто не мог. Где-то в тумане его разума пульсировали неземным светом примерно такие слова: «Она! Неужели?.. Она!» И: «Неужели она?», и «Но ведь это — она!» и просто «Неужели?» Большим словарным запасом его подсознание не отличалось: примерно то же самое приходило ему на ум уже не один десяток раз, в отношении совершенно разных особ. Правда, следует отметить, что до сих пор ни одна из этих особ не была в три раза его старше, и что никогда еще Сашка не чувствовал себя настолько контуженным.
…Бэла отпустила рукояти легкого штурвала содрала с головы терновый венец и сидела, тяжело дыша. По прикушенной губе текла струйка крови. Слава Лесному Царю, что кровь идет из губы, а не откуда-нибудь из виска. У некоторых кораблей, когда они перенапрягаются, появляется дурная привычка пить кровь из пилота. Немало хороших рулевых, как слышала Белка, закончили свою жизнь, как мухи в паутине. Что хуже прочего — корабли от этого дуреют. Человеческая кровь им впрок не идет, они бесятся и готовы разнести все вокруг.
Однако обошлось.
Перед ними неспешно растекался в межзвездном просторе пресловутый западный рукав — в глазах Бэлы гладкая, сиреневато-розовая поверхность. Когда Бэла смотрела глазами корабля, она видела, что под килем глубина этого, безымянного, стрима становится почти фиолетовой. Ветры, которые, свиваясь в кольца, надували еще не опавшие зеленые паруса, были нежно-золотыми, искрящимися оранжевым и белым. Чудесная картина, спокойные потоки — и никаких тебе турбулентностей.
— Бэла, извини меня, но ты чуть было не угробила корабль! — Бэла никогда еще не видела штурмана Катерину такой. Только улыбчивой и вежливой. Теперь стало понятно, как это ей удавалось быть суперкарго: такая и грузчиками в порту сможет командовать, и целой абордажной командой при случае.
— Все обошлось благополучно, — сказала Бэла.
— Бэла, ты должна понимать, что во время авральных действий все зависит от слаженности работы экипажа! А ты не выполнила маневр так, как я его расчитала! Мы могли потерять управление, штурвал могло снести. Ты понимаешь, что я теперь не могу тебе доверять во время маневров?! А если еще и стрелять придется?
Бэла смотрела на Катерину ледяным взглядом. По бортовому расписанию Катерина была все-таки ниже Белки — постоянного пилота. Пусть даже на торговых судах старшинство не соблюдается скрупулезно, все равно ей не следовало выговаривать пилоту. В присутствии капитана она бы точно не стала так делать. Но капитана на мостике не было, и, видимо, Катерина не сдержала негодования опытного эфирника при виде сущей салаги. «К тому же, оборотня», — подумала Белка, но она тотчас отказалась от этой мысли. Сандра правильно говорила: идти на поводу у комплексов не стоит. Не факт, что Катерина помнит о происхождении своей коллеги.
Бэла могла бы выложить Катерине свои соображения по поводу субординации. Еще могла бы заметить, что не сделала ничего плохого, напротив — если бы не она, «Блик» мог бы даже получить повреждения. Вместо этого Бэла промолчала, и продолжала все так же смотреть на Катерину. Как раз в этот момент в рубку поднялась Княгиня, и спорить о чем-то стало уже совершенно не с руки.
«Что ее так задержало? — подумала Белка. — И запах какой-то странный…»
Во время все радовались удачному маневру — все, кроме Белки. Ее хвалили, ее хлопали по спине, в честь нее провозгласили несколько тостов. Сашка и Сандра с большим удовольствием исполнили какую-то сюиту в ее честь, причем звали присоединиться — но Белка сдержанно отказалась, сказав, что у нее устали руки от штурвала. Это была правда, но причина отказа была сложнее.
Почему-то ей казалось, что Катерина — новенькая — куда более на своем месте здесь, среди этих веселых, оживленных людей. Бэла чувствовала себя чужой и слишком здравомыслящей. Сашка вообще выглядел, как пьяный, хотя, в отличие от присосавшейся к «Северному Сиянию» Сандры не выпил ни стаканчика. Бэле не хотелось ни веселиться, ни пьянствовать, ни петь, ни играть. Она думала, что, может быть, вообще не умеет веселиться.
В деле с Катериной она, безусловно, была права. Но почему она не сумела высказаться, не сумела найти верные слова, чтобы Катерина поняла ее?
Наверное, таким, как она, вообще не следовало выходить из леса.
Бэла сидела в углу дивана с бокалом красного вина в руке и молчала, иногда улыбаясь в ответ на заразительную, счастливую улыбку Сашки или же на дружелюбное похлопывание по спине Сандры. На Катерину она старалась не смотреть.
Гораздо позднее ужина Сашка и Марина Балл лежали рядом на койке Княгини, и Сашка раздумывал, как бы получше извиниться за то, что он нес недавно. К счастью, Балл сама пришла ему на помощь:
— Как это ты меня назвал? Снежная роза?
— Ну… да, — Сашка немного сконфузился. — Вы не очень похожи, капитан. Просто вырвалось.
— Ничего, — Княгиня по-кошачьи потерлась головой о его грудь. — Я, конечно, не ценитель поэзии, но польщена. Только вот… «капитан»? Несколько нелепо в данной обстановке, не находишь?
— А что? — удивленно спросил Сашка. — Как я могу называть вас по-другому? Вы же одна и есть. Капитан. Марина Федоровна Балл. Подумаешь… в постели там, не в постели… как будто от этого человек меняется.
Балл приподнялась на локте, заинтересованно заглянула ему в лицо.
— Чаще всего меняется, — заметила она с ясно слышимым юмором. — Но не вы, штурман. В самом деле.
— Ну вот видите, — сказал Сашка и сграбастал ее за плечи, притягивая к себе.
— Не думайте, что я позволю вам это делать на мостике, — заметила Княгиня после паузы, чуть задыхаясь.
— А я и не думаю.
Глава 16,
о почти аварийной посадке