Сеющие ветер
Шрифт:
— Ты ничего не почувствовала там, возле гнездовья? — спросил он.
— Нет. — Стелла нахмурилась. — А что я должна была почувствовать?
— Я не знаю, как это правильно назвать… Пластуны начали беспокоиться.
— Из-за нас?
— Нет. Не из-за нас — это точно. Должно быть, из-за своего потомства. Я ощутил их волнение сразу же после того, как первые малыши появились из яиц. Оно очень быстро нарастало, становилось нервозным, неконтролируемым… — Закладин быстро, словно отгоняя неприятное воспоминание, провел ладонью по лицу. — Через день-другой они двинутся на запад.
— Новая атака?
— Да. — Закладин опустился на землю. — Завтра
— А ты?
— Я продолжу наблюдение за пластунами. Попробую дойти с ними до изгороди.
— Я останусь с тобой.
— Нет. Это может оказаться опасным.
— Не опаснее, наверное, чем отбивать атаки пластунов с другой стороны изгороди, — парировала Стелла.
Закладин тяжко вздохнул и развел руками.
— С отцом будешь объясняться сама.
Стелла обхватила его рукой за шею, притянула к себе и благодарно чмокнула в щеку.
— Ну, конечно же, — сказала она, глядя Семену в глаза. — Ты же меня знаешь.
— В том-то и дело, что знаю, — теперь уже обреченно вздохнул Закладин. — Можно подумать, что, если бы я строгим голосом приказал тебе отправляться в поселок, ты бы меня послушалась.
— Кто знает, — сдерживая смех, почти серьезно ответила Стелла. — Надо было попытаться.
В течение двух последующих дней Закладин с волнением и беспокойством продолжал ощущать всевозрастающую нервозность пластунов. Это было похоже на низкий, раскатистый гул, воспринимаемый не ушами, а всем телом, каждым сантиметром кожи, каждым волоском. Временами он становился почти нестерпимым. В такие моменты Закладину хотелось вскочить на ноги, куда-то бежать, делать что-то, и только отсутствие конкретной цели удерживало его на месте. Нечто подобное, похоже, чувствовали и пластуны. В бесцельном возбуждении переползали они с места на место, то собираясь многочисленными группами, то растекаясь в стороны, но все еще продолжали держаться поблизости от места теперь уже почти пустого гнездовья.
Стелла, как ни старалась, не могла почувствовать то, что описывал ей Закладин. Она то и дело подтрунивала над ним, говорила со смехом, что скоро он превратится в настоящего пластуна и будет, как они, ползать по земле на брюхе вместо того, чтобы ходить ногами. Ее больше всего интересовал вопрос, куда подевались маленькие пластуны, которых нигде не было видно?
К середине третьего дня Закладин понял, что возбуждение в массе пластунов достигло критической точки. Он велел Стелле укладывать вещи, а сам стал спешно сворачивать палатку.
Пластуны двинулись на запад. Они еще не видели цели, не понимали, куда идут, но знали, что должны освободить место для недавно появившегося на свет потомства. Закладин со Стеллой старались вначале держаться в первых рядах мигрирующих животных, но пластуны двигались день и ночь без остановки, и через пару дней люди значительно отстали от авангарда.
Пластуны остановились на расстоянии дневного перехода от изгороди, за которой их ждали вооруженные трассерами, готовые к бою жители поселка. В течение суток подтягивались отставшие.
Закладин со Стеллой, опасаясь, что их сомнут перекатывающиеся с места на место, наползающие друг на друга медленные гигантские черные волны пластунов, укрылись между огромными, выступающими из земли, корнями одиноко стоящего дерева.
Стелла сидела, обхватив руками рюкзак, втянув голову в плечи. Привыкшая к бесконечным кровавым битвам с пластунами, она не испытывала страха перед огромным скоплением черных тел, но некое внешнее воздействие, необъяснимое и поэтому неподконтрольное разуму, вызывало непроизвольное желание сделаться как можно меньше, незаметнее.
Закладин полулежал, откинув на рюкзак голову и прикрыв глаза. Он прислушивался к себе, к своим ощущениям и чувствам, пытаясь понять, что же происходит с пластунами? Какая сила движет ими? Пока они испытывали только замешательство и нерешительность. Те, что двигались впереди, успели доползти до изгороди и вернуться обратно. Теперь уже всем пластунам было известно, что дорога вперед закрыта. Нет, это вовсе не походило на массовое бессмысленное самоубийство леммингов, бросающихся с отвесных скал в воду. Пластуны ждали. Но чего, чего они ждали? Этого как раз силился и не мог понять Закладин. Что должно было послужить сигналом к неизбежной атаке?
Так прошли сутки, заполненные нервозным ожиданием. Пластуны не двигались с места, люди оставались в своем убежише. Неестественная неподвижность Закладина, поддерживающего чувственный контакт с пластунами и не желающего прервать его хотя бы на минуту, беспокоила и даже пугала Стеллу. Только однажды девушке удалось вырвать его из погруженности в мир пластунов и едва ли не силой заставить немного поесть.
Вечером второго дня неподвижного ожидания Стелла заметила, как дернулось одеревеневшее лицо Закладина. Волны странных мимических движений, отображающих непонятные, непередаваемые человеческим языком чувства, сменяясь с калейдоскопической быстротой, порою наслаиваясь одно на другое, промелькнули на нем и исчезли, стертые волевым усилием.
Пластуны получили сигнал. Мгновенно прекратилось бесцельное шарахание из стороны в сторону, и могучая масса живой материи одновременно двинулась в едином направлении — на запад, на изгородь.
Закладин одним быстрым движением, как будто и не было позади двух дней почти полной неподвижности, поднялся на ноги.
— Идем с ними, — сказал он Стелле. — Возьми с собой только радиотелефон. Сообщи в поселок, что атака началась.
К тому времени, когда пластуны вышли к изгороди, солнце уже почти закатилось. Тьма с востока быстро надвигалась на противоположный край неба, проглатывая последние синеватые оттенки. Просеку, отделяющую лес от изгороди, заливал яркий свет прожекторов со сторожевых вышек, от чего лесная тьма становилась еще более непроглядной.
Пластуны снова остановились. Казалось, стена света стала для них непреодолимой преградой. Но вот произошло нечто, чего не ожидали и сами пластуны. Словно волна нервной дрожи прошла по их спинам, передаваясь от одного к другому, и тысячи черных тел слились в одно огромное существо. Каждый отдельный пластун стал клеткой гигантского тела, превратился в нейрон мозга Большого Пластуна. Суммируя знания и опыт тех, кто составлял его, он создавал для себя картину мира. Большой Пластун знал, что главная задача — проникнуть за изгородь, поэтому особенно внимательно считывал информацию тех пластунов, которым уже приходилось участвовать в атаках. С поразительной быстротой и точностью он собирал, подобно мозаике, единую картину, подгоняя друг к другу разрозненные осколки того, что сумела вобрать и сохранить примитивная нервная система пластунов. Примерно через пятнадцать минут после своего появления на свет Большой Пластун знал почти все о системе охраны границы, и у него уже был готов план действия.