Сезам
Шрифт:
– Пару букв не пробивает, но завхоз обещал, что исправит. Он у нас мужик с руками.
Меня качество пишущих машинок пока не волновало. О чем писать – вот в чем вопрос.
– А вы что пишете? – спросил я Просвирова.
– Повесть закончил, – Федор Васильевич оглянулся по сторонам. – Сказать, о чем?
– Конечно, – разрешил я.
– Про экскаваторщика!
Я чуть не сел мимо стула, стоявшего рядом. Экскаваторщик в роли главного героя произведения не мог мне присниться даже в страшном
– Ты слушай, слушай! – вскочил с места Федор Васильевич. – Это же не простой экскаваторщик. У нас здесь до войны евреи жили, весь центр поселка занимали. Потом немцы пришли, гебитскомиссариат, гетто… Часть евреев из гетто сбежали, остальных расстреляли немцы, и после войны их дома стали сносить.
– Когда это было? – спросил отец.
– Сразу после войны, еще до того, как ты приехал. Экскаваторщик сломал стену дома, видит, горшок вывернулся. Он вылез из кабины, взял в руки, а там полный горшок золота!
– Брешешь! – стукнул ладонью по столу отец.
– Вот те крест!
Федор Васильевич перекрестился. Между прочим, в отличие от отца, из партии его не выгоняли.
– Вообще-то, у евреев всегда было золото, – сказал отец. – Даже у Калмановича, сам видел.
– Калманович уехал в Свердловск, а тут целый горшок в стене замурован.
Рассказывая, Федор Васильевич большими шагами мерил комнату, в которой нас принимал. Это был кабинет с двумя книжными шкафами, письменным столом, кушеткой, креслом и стульями. Я с любопытством смотрел по сторонам. Когда-то и самому придется вить писательское гнездо. Но для этого нужна как минимум собственная комната. А у нас в Новогрудке две комнаты на четверых в доме для преподавателей техникума.
– Представляешь, схватил он горшок с золотом, – перебил ход моих мыслей Федор Васильевич, – и побежал, не останавливаясь, в Брест!
– Это сколько ж километров? – спросил отец. – Нужно было сесть в поезд и уехать, хоть в Брест, хоть в Лунинец. А там ищи ветра в поле.
– Костя, он же головой тронулся! Целый горшок золота!
Просвиров перешел на крик. Видимо, горшок с золотом повредил что-то и в его голове. Я заложил пальцем правое ухо, оно у меня слышало лучше, чем левое.
«Зачем кричать о каком-то горшке? – подумал я. – Анты из Византии золото возами вывозили. Наверное, и рабынь брали. Или у них не было рабства? У ромеев точно было…»
– Представляешь, до самого Бреста бегом бежал! – снова, подобно варвару, ворвался в стройную фалангу моих мыслей голос Просвирова. – Ни разу не остановился!
– А откуда вы знаете, что он не остановился ни разу? – спросил я.
Просвиров и отец с изумлением уставились на меня. Похоже, они забыли о моем присутствии.
– Так ведь горшок золота в руках, – сказал Просвиров. – С этим не останавливаются.
– А я бы на поезде поехал, – сказал отец. – Из Лунинца прямо во Владивосток. А лучше в Сочи.
Он щелкнул языком. Кажется, Сочи понравились ему больше Владивостока. Мне тоже.
– Костя, какой поезд?! – всплеснул руками Просвиров. – Я в повести так и написал: бежал, не останавливаясь, до самого Бреста!
– Интересно, что он с этим золотом сделал? – посмотрел на меня отец. – Это же еврейское золото. А оно нашего брата счастливым не делает.
Похоже, повесть Федора Васильевича отца абсолютно не занимала. Он всегда был равнодушен к литературе, из поэтов знал одного Есенина. Под градусом мог прочитать наизусть «Черного человека».
– Большая повесть? – уточнил я у Федора Васильевича.
– Девяносто страниц на машинке! – гордо сказал тот. – Полгода одним пальцем клепал.
– Надо было машинистке отдать, – вмешался в наш разговор о литературе отец.
– Это же повесть! – посмотрел на него, как на маленького, Просвиров. – Тут самому надо.
Я с ним был полностью согласен. Писательский труд священен.
– Жену стоило научить печатать, – сказал отец. – Или одну из дочек. Сколько их у тебя?
– Четверо.
«Ничего себе, – подумал я. – Четыре дочки плюс жена. Как ему удается писать в таком окружении?»
– А я на работе, – признался Федор Васильевич. – Там гораздо спокойнее.
Он вдруг внимательно на меня посмотрел. Мне стало неуютно.
– Валя тоже восемь классов окончила, – сказал Просвиров. – Надо вас познакомить.
– Конечно, – согласился отец. – Зачем искать топор под лавкой?
«Какой еще топор? – подумал я. – Отец туп, но этот еще тупее».
– Валя! – громко позвал Федор Васильевич.
– Ушла, – донеслось из-за двери.
«Слава Богу!» – я чуть не перекрестился.
– Ну, тогда давай по грамульке, – открыл дверцу одного из шкафов Федор Васильевич. – Мария, неси закуску!
– Несу, – ответила из-за двери жена.
Я понял, что мне пора на улицу.
Таким вот макаром я приоткрыл дверь в святая святых и заглянул в щелочку. Там я увидел стопку чистых листов бумаги, пишущую машинку и неясные очертания машинистки. Она вполне могла быть и хорошенькой девушкой.
«Анты, вперед!» – скомандовал я.
Но роман «Анты» так и остался написанным от руки черновиком. Видимо, для его написания на машинке нужно было получить по башке не деревянным, а железным мечом. Однако, как я уже сказал, во второй раз надевать на голову ведро я категорически отказался. Стало быть, и железный меч остался в какой-то другой жизни.
Впоследствии я писал рассказы, повести, даже романы, но любимым жанром остался именно рассказ. Тот самый, выскочивший из ведра.