Сезон долгов
Шрифт:
– Но ты не сказал, что женился на невесте друга.
– Да откуда ты взял, что Заплатин мне друг? Даже приятелем не назовешь... Если бы ты слышал, как он кричал на меня после суда! Я в жизни своей не слышал ничего подобного: «Скотина ты, Феликс, последняя! Нарочно меня в ссылку загнал, адвокатский крючок, собачий потрох, чтобы с Веркой моей поразвлечься? Я тебе еще за все отплачу, шкура!» Ужас! А сейчас мы встретились как родные. И фактически он меня спас. Даже странно... Шантрапа эта бандитская меня не прикончила только благодаря его
– Ну что ж, припиши к своим неоплатным долгам еще один. И судя по всему, не так уж он на тебя и зол, раз помог вывернуться из опасного дела. Я тебе говорю, тогда, после суда, он в запале мог сказать что угодно, и судить его строго за это нельзя – сам понимаешь, судебный процесс нервы не укрепляет. А потом остыл, обдумал все на холодную голову и понял, что был не прав.
– Вот за что я люблю тебя, Митя, – за рассудительность, – заметил Феликс.
В этот момент с грохотом распахнулась дверь и в спальню ворвалась рыдающая княгиня.
– Сынок, мальчик мой, родной мой! Ты совсем не думаешь о своей матери! Только представь, что я пережила за эти дни. Я умоляю тебя, больше никогда, никогда так не поступай! Пойми, я могу просто умереть от тревоги, неужели ты мечтаешь поскорее проводить меня на кладбище?
Дмитрий встал и потихоньку вышел, чтобы не мешать излияниям материнской любви.
Глава 4
Феликс, несмотря на рану, провел в постели только два дня, потом, устроив больную руку на перевязи, чтобы не слишком беспокоить, стал вставать, выбираться из дома и вскоре уже вернулся к своему обычному образу жизни.
Первым делом он отправился в город повидать Заплатина.
– Поедем со мной, Митя, – предложил он Колычеву. – Я полагаю, Алексей будет рад тебя видеть. Все-таки, что ни говори, а студенческое братство – это святое! Разопьем бутылку вина, споем «Через тумбу-тумбу раз», вспомним университет... У него есть связи с девицами, так сказать, не слишком щепетильного поведения. Повеселимся по полной программе!
– Нет, Феликс, извини, но у меня к Заплатину особо теплых чувств не осталось и видеть его я не хочу, даже в компании самых развеселых девиц, – отрезал Колычев.
– За что ты так на него накрутился?
– А за что мне его уважать? В прошлом – бузотер, потом политический преступник, а сейчас уже, возможно, и уголовный. Что у него за темные дела с контрабандистами?
– Перестань. Он всего лишь помогает перебраться за границу политическим эмигрантам...
– То есть другим политическим преступникам. И ты, профессиональный юрист, полагаешь, что это в порядке вещей? Полистай Уложение о наказаниях.
– Да ну что ты, ей-богу, Митя! Мы все знаем о несовершенстве нашей политической системы...
– Феликс, общение с Заплатиным на тебя дурно влияет. Давай обойдемся без митинга на тему российской политической
– Ну как знаешь, – обиженно ответил Феликс. – Надеюсь только, ты не побежишь в полицию доносить на своего университетского товарища.
– Не побегу, конечно, хотя, может быть, и следовало бы. Но донос – это как-то неблагородно. Пусть твой Заплатин живет спокойно. Но тебе, прости, я бы посоветовал не слишком с ним сближаться.
– Митя, ты забываешь, что он все же спас мне жизнь.
Феликс все чаще стал бывать у Заплатина, а Колычеву пришлось коротать время в одиночестве.
«Ну что ж, – рассуждал он, – Рахманов не нянька, чтобы всюду водить меня за руку. В конце концов, я вполне в состоянии развлечься самостоятельно. Проехаться что ли в город, посидеть в какой-нибудь кофейне...»
Он попросил у управляющего лошадь с небольшим прогулочным экипажем и отправился вдоль побережья, над обрывом, любуясь издали на море.
Проехав версты полторы, Колычев увидел впереди трех оседланных кавалерийских лошадей, вольно щипавших редкую, выжженную солнцем травку. В холодке, под кустом дикой маслины сидели солдаты в пыльных сапогах, сняв с себя карабины и шашки, и с наслаждением курили самокрутки с махоркой.
– Здорово, служивые! – поприветствовал их Колычев. – Вы что здесь делаете?
– Так что, беглого политического ловим, – ответил один из них, видимо, старший. – А вы, господин хороший, кто таков будете и откуда?
Понимая, что интерес продиктован службой, Дмитрий спокойно ответил солдатику:
– Судебный следователь Колычев из Москвы. Я гощу в имении у князя Рахманова, а теперь собрался в город.
– Виноват, ваше высокоблагородие, – солдатик вскочил и поднес руку к козырьку. – Обознался.
– Ничего, бывает, – добродушно усмехнулся Колычев. Его тон подвиг солдата на продолжение беседы.
– А где бы нам, ваше высокоблагородие, водички тут попить – не подскажете? Такое пекло, мочи нет, и как на грех, ни одной криницы не встретили.
– Поезжайте, голубчик, прямо по этой дороге, там вскоре будет имение князя Рахманова. Попросите, чтобы вам дали напиться. Воды вам вынесут. Обещать не буду, но скорее всего, княгиня-матушка вас еще и покормит.
Отъехав от солдатиков, Колычев подумал: «Опять какого-то политического ловят. Не иначе, очередной клиент транспортной фирмы господина Заплатина тут плутает...»
Но долго размышлять о таких неприятных делах совершенно не хотелось...
Дмитрий сидел на открытой террасе прибрежной кофейни, пил обжигающий крепкий кофе, сваренный по-турецки, и беседовал со своим новым знакомым, рыбаком Христо Амбарзаки.
Уже не в первый раз, приезжая в город, он встречал в кофейне Христо и по-приятельски угощал его кофе. В ответ на такую щедрость (чашка кофе с сахаром стоила пять копеек, по мнению рыбаков – приличные деньги) Христо обещал взять господина Колычева с собой в море на ловлю кефали...