Сезон клубники
Шрифт:
И он сунул мне в карман легкой куртки пачку пятидесятирублевок.
Но я не растрогалась. Не повелась на его нежность. Это он всегда умел: заставить окружающих работать так, как ему надо. Но при этом у меня невольно мелькнула мысль, что из него вышел бы прекрасный руководитель производства, если бы я хоть немного думала о будущем, не залетела бы в девятнадцать лет и не закрыла бы ему рождением наших двойняшек дорогу к высшему образованию...
Садясь в легковушку, я еще раз окинула взглядом то, что оставалось Артему в наследство от катастрофы. Фуру не просто развернуло.
– Хорошо хоть не перевернулся, – только и сказал он.
Я подумала о предстоящих мужу трудностях, а что он подумал обо мне? Неужели я не сделаю для Саши всего, что смогу, и без его показной нежности?! Ее вообще между нами давно уже не было!.. Почувствовав, что опять завожусь, я постаралась об Артеме больше не думать. Даже тогда, когда он подсаживал меня на заднее сиденье, где я должна была поддерживать обмякшее тело его друга...
Между тем, пока мы ждали «скорую помощь», водитель легковушки, как человек, принявший нужное решение, подошел к гаишнику и стал что-то убедительно доказывать, ловко всовывая тому в карман денежную купюру. То есть я не могла с полной уверенностью сказать, что это именно деньги, но вряд ли он дарил автоинспектору свою фотографию.
Тот подошел ко мне:
– Женщина!
Почему-то я всякий раз вздрагиваю от такого обращения. Великий и могучий русский язык, выплюнув из обихода бесполое слово «товарищ», как в свое время «сударыня» и «госпожа», никаким другим обращением так и не пополнился. Так что теперь мы обращались друг к другу в зависимости от наличия первичных половых признаков...
– Женщина! Видите, справа от входа в будку есть лавочка? Положите на него вашего больного. Мужчина торопится. Он ведь не отказался подвезти? У вас есть к нему претензии?
– Претензий у меня нет.
– Вот и хорошо.
Шофер-частник подвез нас до поста ГАИ – или, как теперь это называется, ГИБДД. По-моему, это название не прижилось. По крайней мере шоферы со стажем так и называют автоинспекторов гаишниками. Неужели это хуже, чем гиббоны?
Этот автоинспектор сегодня на посту один-единственный, так что пришлось ему вместе со мной – разве не за это он получил плату! – вытаскивать из машины Сашу и укладывать его на лавочку.
Частник незамедлительно уехал, а милиционер принес мне какой-то старенький бушлат.
– Вот, положите ему под голову.
Он еще некоторое время постоял подле меня, видимо, испытывая некоторую неловкость оттого, что взял деньги за услугу, никак его в моих глазах не красящую. Но я не слишком переживала за него: судя по хватке, этот молодой волчонок скоро избавится от молочных зубов неких предрассудков вроде угрызений совести...
– Это ваш родственник? – потоптавшись рядом, спросил постовой.
– Напарник мужа. Дальнобойщик.
Почему вдруг мне стало нравиться это слово, которое я прежде произносила с некоторым снисхождением?
Автоинспектор кивнул и отошел прочь, как человек, сделавший свое дело. Я присела на лавочку в ногах Саши. За все время пути он даже не пошевелился. И до сих пор странно неподвижен. Я не представляла себе, чем ему можно помочь.
Помнится, когда я сама сдавала на права, в правилах об этом что-то говорилось, но как я ни напрягала память, ничего путного на ум не приходило.
«Скорая» приехала примерно через полчаса. Молодой врач стремительно выскочил из машины и подошел к милиционеру, который уже сопроводил его к нашей скамейке.
Врач с непроницаемым лицом взял руку Саши за запястье, некоторое время подержал на весу и небрежно опустил. Потом приподнял веко и, не сказав ни слова, пошел прочь.
– Куда вы?! – От неожиданности я не сразу пришла в себя и лишь спустя несколько мгновений бросилась следом за медиком, который и не подумал сбавлять шаг.
– Мы трупы не возим, – небрежно бросил он на ходу.
– Какие трупы? – испугалась я. – Саша... он водитель. Ему стало плохо. У него сердечный приступ!
– Будете объяснять мне, отчего умер больной? – Врач наконец остановился, наверное, от возмущения. – Скорее всего обширный инфаркт. Вскрытие покажет. Скажите ментам, пусть вызовут труповозку, у нас рация на передаче барахлит...
Я вдруг перестала его слышать. И вообще все звуки вокруг. Казалось, моя голова превратилась в колокол, а кровь затвердела огромным комком, который колотил изнутри по черепу: бум, бум, бум... А потом все исчезло.
Я вынырнула из омута беспамятства и как сквозь вату услышала голос женщины:
– А вы говорили, будто она умершему посторонняя.
– Она сама так сказала. Вроде это напарник ее мужа. Будете забирать женщину с собой?
– Зачем?
Я почувствовала боль в руке, из которой вытащили иглу шприца.
– У нее обморок. Полежит, и все пройдет. Бедные мы бабы! От таких нервных нагрузок и слон с ног свалится. Выходит, она в рейс с мужем поехала? Наверное, решила таким образом проследить, как он себя ведет, с кем ездит. Вы, мужики, такие кобели, что следи не следи, все равно свое возьмете!.. А вот мы и очнулись!
«Медсестра», – поняла я и попыталась улыбнуться участливому взгляду.
– Тоже сердечко пошаливает?
– Раньше никогда такого не было.
– Когда-нибудь все случается впервые, – произнесла она сакраментальную фразу и выпрямилась как бы по частям. – Вот и у меня первый звонок. Остеохондроз предупреждает: гиподинамия опасна для вашего здоровья. Мол, больше двигайся, милочка!
– А где Саша? – спохватилась я.
– Никуда ваш Саша теперь не денется. – Медсестра похлопала меня по руке. – Сейчас приедет машина, заберет его. Сообщите им только сведения об умершем...
Она помогла мне подняться с носилок, на которые меня уложили, когда я потеряла сознание.
Умерший! Какое страшное слово! Мне его еще предстоит осмыслить. Только что был по виду здоров, пел и смеялся, разговаривал, и вот, его... больше нет на свете! Как же я скажу об этом Артему? Умер его напарник, друг, с которым они проехали вместе не одну тысячу километров. Наверное, временами они были ближе друг другу, чем кровные родственники.