Сезон обольщения
Шрифт:
Ей было так тошно, что она не сумела даже вслух поблагодарить доктора. Он быстро проговорил наставления о том, как ей следует ухаживать за больным в течение ближайшей ночи, сказал, что придет еще утром, после чего покинул дом.
Наступила полная тишина. Бекки вернулась к постели Джека и нашла его в полузабытьи. Она долго смотрела на него, борясь с тошнотворным чувством вины. Наконец подняла голову и увидела всех троих слуг, которые все это время за ней наблюдали.
— Вы можете идти, — шепнула она.
Люди
Глядя в белое лицо Джека, Бекки рассеянно потерла свой локоть, нащупав в привычном месте бугристую поверхность шрама и под ней — криво сросшуюся кость.
Значит, он солгал ей. Он гонялся только за ее деньгами. Точно такой же негодяй, как Уильям.
Но тогда почему у нее такое чувство, будто все случившееся — ужасная ошибка?
Она почти совсем не мучилась угрызениями совести, когда ударила ножом Уильяма, а уж когда Гарретт довершил дело выстрелом из пистолета, ощутила только облегчение. Чувство вины и самоосуждение пришли позже.
Но сейчас в груди у нее как будто разрасталась болезненная опухоль, настолько плотная и твердая, что она с трудом дышала.
Джек пробудил в ней гораздо более смелые мечты, чем Уильям. Четыре года назад она беспечно и доверчиво пустилась в любовное плавание. Теперь все было иначе. Она уже знала цену доверчивости и надежно оберегала свои чувства. И все же подарила и то и другое этому мужчине, чтобы в итоге обнаружить, что ее снова предали.
Впервые с той минуты, как она узнала об обмане Джека, на ее глаза навернулись слезы, перелились через ресницы и ручьями заструились по щекам.
Для чего он сюда явился? Она сейчас так слаба и уязвима… Почему бы ему не выбрать себе другую богатую наследницу или вдову? Как пережить ей боль этого обмана? Как перестать винить себя в том, что она с ним сделала сегодня? Даже после всего, что он натворил, даже несмотря на все явные доказательства его вины, сам факт, что она в него выстрелила, лишь усугублял и обострял внутреннюю боль.
Она уткнулась лицом себе в ладони.
— Бекки, — позвал он слабым хриплым голосом. Она медленно подняла голову. Слезы по-прежнему текли из глаз, но она смотрела на Джека сквозь их пелену. Он очнулся, хотя был все еще слишком бледен. Губы почти совсем белые и жесткие от боли. — Почему ты плачешь, любимая?
— Не зови меня так.
Он потянулся к ней неповрежденной, но дрожащей от слабости рукой.
— Не плачь.
Бекки отпрянула, чтобы он не смогло нее дотронуться.
— И не старайся быть добр ко мне, — прошептала она. — Я уже знаю цену твоей доброте.
Если еще учесть, что она в него стреляла, то они теперь поистине «неразлучные враги».
Джек вздрогнул.
— Дело в том… На самом деле ты не знаешь. Верь мне.
— Я не верю ни одному твоему слову. Я больше никогда тебе не поверю. Не стану повторять старую ошибку.
— Бекки… — Веки его опустились, но он сумел заставить себя снова открыть глаза. — Ты выстрелила в меня.
— Да.
— Я умру?
— Не думаю.
Карие глаза остановились на ее лице.
— Ты бы хотела, чтобы я умер?
Бекки молчала. Джек упрямо смотрел ей в глаза.
Она просто не могла признаться вслух. Признаться в том, как ей хочется, чтобы он выздоровел. А потом уехать как можно дальше, чтобы никогда не испытывать этой режущей боли, которую причиняет один его вид.
Джек опять закрыл глаза и продолжительно, прерывисто вздохнул:
— Я по-прежнему тебя хочу.
Бекки окаменела.
— Но ты меня не получишь. И моих денег тоже.
— Да не нужны мне… твои деньги, — выдохнул он.
Она сплела пальцы и сжала губы. Хотелось крикнуть ему, что он лжец, и спросить, как он смеет лгать ей даже теперь. Но, взглянув на его плечо и заметив, что кровь просочилась сквозь белую повязку, Бекки удержалась.
— Спи лучше, Джек.
Он почти сразу последовал ее совету. Напряженные складки возле сжатых губ разгладились, дыхание стало глубже и ровнее.
Крепко стиснув руки на коленях, Бекки смотрела, как он спит. Она не заметила, сколько прошло времени, прежде чем миссис Дженнингс появилась в дверях с обедом. Только тогда Бекки огляделась и увидела, что в комнате совсем темно и очаг почти погас.
Она поела хлеба с сыром и копченой олениной, даже не ощутив вкуса. Выпила немного бренди, который предусмотрительно принесла миссис Дженнингс.
Когда Джек проснулся, она напоила его бульоном, не говоря ни слова сверх необходимости. Ему потребовался ночной горшок, и хотя она предлагала помощь, Джек попросил ее выйти. Она не стала спорить.
Эта процедура заняла у него очень много времени, но наконец Бекки услышала скрип кровати — это Джек сел на край. Только тогда она вошла.
— Тебе помочь улечься?
Он угрюмо покачал головой:
— Нет.
Было видно, что ему ужасно больно укладываться на постели. Он кое-как устроился, но хоть и отказался от ее помощи, Бекки все же взбила подушку и укрыла его одеялом. Он дрожал — от холода или от боли, она не знала. И не спрашивала.
— Доктор принес настойку опия.
— Мне не нужно. — Глаза у Джека словно остекленели, а лицо было белым. Он по-прежнему дрожал.
— Хорошо. — Бекки отошла, чтобы разжечь огонь в камине. Покончив с этим, она снова села рядом с постелью больного. Он нахмурился и сказал:
— Тебе надо лечь.
— Нет.
Она не стала ничего объяснять, да он и не просил ее об этом. Джек смотрел в потолок, а она смотрела на него. После долгого молчания он наконец сказал: