Сезон обольщения
Шрифт:
— Нет. Он ускользнул ночью. — Бекки с трудом сглотнула. — Но понимаете, потом я узнала, что он уже ходил к этому человеку — к этому свидетелю убийства, который пытался его шантажировать. Он угрожал раскрыть правду о Джеке и маркизе Хафиуне, если Джек не даст ему двадцать пять тысяч фунтов. А Джек отказался дать ему даже шиллинг. — Бекки сплела пальцы у себя на коленях. — Он объявил ему, что не возьмет моих денег. И… — Бекки моргнула, — он сожалел о том, что обманывал меня, Гарретт. Я точно знаю, сожалел. Именно поэтому он ушел. Потому что понял, что натворил и как сильно это меня
И кузен, и брат смотрели на нее настороженна, тогда Бекки раскрыла ридикюль и достала письмо Тома Уортингема.
— Вот, прочтите это. Это доказывает, что Джек… — Она осеклась, но окончание фразы четко прозвучало у нее в голове: «…меня любит».
Хорошая погода, которая сопутствовала Бекки и Сэму по дороге в Корнуолл, теперь, на обратном пути, изменилась. Дорога раскисла; они продвигались вперед так тяжело и медленно, что Бекки опасалась сойти с ума от нетерпения.
Джек всецело занимал ее мысли. Она просто не могла больше ни на чем сосредоточиться. Каждый день, каждую минуту она думала, где он сейчас, что делает. Не грозит ли ему опасность, тепло ли ему, есть ли у него крыша над головой. И наконец, заживает ли его рука.
За те долгие часы, что они провели в карете, Бекки успела все рассказать Тристану и Гарретту. Объяснила, что случилось между Джеком, Анной Терлинг и маркизом Хардауном; поведала все, что знала о Томе Уортингеме и его отношениях с Джеком; рассказала о том, что происходило между ней и Джеком до того момента, когда они покинули Лондон, а также после того как встретились в Сивуде.
Оба, и кузен и брат, впитывали информацию: Тристан — моментально анализируя все, что слышат, Гарретт — с неподвижной нижней челюстью, холодно поблескивая жестким взглядом. Тем не менее, когда двадцать второго декабря они въехали наконец в Мейфэр в мокрой и грязной карете, Тристан и Гарретт уже готовы были признать, что Джек раскаялся и искупил свой грех тем, что отказался платить Тому Уортингему деньгами Бекки.
Когда они подъехали к дому Гарретта, Кейт ждала их на ступеньках крыльца. Не дожидаясь, пока лакей поможет ей выйти из кареты, Бекки спрыгнула с подножки и бросилась обнимать подругу. Они вместе вошли в дом, и пока Кейт хлопотала, чтобы Бекки непременно напоили теплым молоком и накормили горячим супом, они успели переговорить обо всем, что случилось.
— Я так виновата перед вами, что уехала из Лондона, ничего не сказав, — говорила Бекки. — Я просто… В общем, впервые хотела решить проблему сама, не прячась за тебя и брата. Хотела, чтобы у вас было прекрасное Рождество, которое вы проведете вместе с сыном…
Склоняясь к Бекки и серьезно глядя на нее своими темными глазами, Кейт взяла ее за руку:
— Я так беспокоилась о тебе.
— Знаю. С моей стороны было неправильно исчезать, не сказав ни слова. — Бекки постаралась улыбнуться подруге. — Ведь когда ты сама сбежала из Калтон-Хауса в то утро четыре года назад, ты оставила мне письмо с объяснениями. Но я не подумала даже об этой элементарной вежливости.
Кейт вздохнула:
— Я знала, что ты бы не исчезла вот так, если бы это не было необходимо. Меня немного успокаивало, что ты взяла с собой Сэма. Я верила в то, что он позаботится о твоей безопасности.
Она отпустила руку Бекки, и та смогла взять еще ложку вкуснейшего супа, который поставил перед ней лакей.
— Сэм вернулся?
— Да, почти неделю назад. И привез от тебя письма для Гарретта и твоего адвоката, чтобы они выписали вексель. Я уговорила поверенного дождаться возвращения Гарретта из Корнуолла. Ведь после всего, что тут произошло, я подумала, что время наверняка уже упущено.
— Как же ты была права! — вздохнула Бекки. — Спасибо.
Кейт улыбнулась и сказала:
— Сэм чувствует себя прекрасно и уже вернулся к своим обычным обязанностям.
Лицо Бекки снова озарила улыбка. Она знала, что Кейт никогда бы не поставила Сэму 6 вину его преданность ей, и потому он мог без опасений возвращаться на свое прежнее место в герцогском доме.
— А как маленький Генри?
Кейт улыбнулась шире.
— О, это самый восхитительный, самый прекрасный малыш в мире!
Когда наступили сумерки, Кейт и Бекки надели плащи, шляпки и перчатки и вышли в сад, чтобы немного прогуляться перед сном. Маленький садик возле лондонского дома Гарретта невозможно было сравнить с необъятными садами Калтон-Хауса. Много лет о нем заботилась София, а она обожала розы, поэтому в саду росли плотными рядами розовые кусты, которые начинали пышно цвести весной, но в это время года просто торчали из заледенелой земли скучными голыми сучками.
— Ты скучаешь по Джеку?
Бекки остановилась и взглянула на темнеющее небо.
Кейт взяла ее за руку и крепко сжала в своих ладонях.
— Я вижу ясно, что он любит тебя.
Бекки подняла брови. Она рассказала ей почти все, не упомянув, однако, о любви — нарочно старательно избегала этой темы.
Кейт же продолжила:
— Теперь я знаю, что его изначальные помыслы были неблагородны… Но этот его особенный взгляд… такой взгляд бывает только у влюбленного мужчины. И лишь когда он думает, что на него никто не смотрит. Это невозможно скрыть, как невозможно и изобразить. Я уверена.
— Так что же, Джек на меня смотрел вот так?
— О, да! Постоянно!
— Я хочу его разыскать, — тихо молвила Бекки. — Больше всего на свете я хочу быть с ним.
— Но Джек Фултон — беглый преступник, а ты сестра английского герцога.
— Да, ты права и в том и в этом.
— О, Бекки… — Глаза подруги наполнились слезами. — Как ужасно, что с тобой такое произошло!
Бекки поглядела ей прямо в лицо и повторила:
— Я хочу быть с ним, Кейт.
— Но ты… Значит, ты готова покинуть страну вместе с ним? Жить в изгнании? И никогда снова не увидеть свою семью? — Горло у Кейт как будто сдавило — голос звучал глухо и тихо.
При одной мысли о том, что придется уехать от Кейт, Гарретта и их детей, Бекки стало больно.
— Я не хочу покидать вас. — Она помолчала, глубоко вздохнула и тихо добавила: — Но ты ведь отправилась бы за Гарреттом куда угодно, правда же?
Закусив губу, Кейт посмотрела в сторону.