Сезон охоты на людей
Шрифт:
Н-да, это... это стрельба. Нельзя сказать, что она хорошая, тут другие мерки. Аккуратная, точная, обдуманная, математически выверенная дальняя стрельба – это очень хорошая стрельба. Необходимо за доли секунды инстинктивно понять, насколько далеко следует сопровождать подвижную цель перекрестьем прицела, делая все автоматически, руководствуясь подсознанием... Это великая стрельба. Люди, это так далеко, что просто поверить и то почти невозможно. Боб знал одного человека, который мог бы сделать такой выстрел, но тот был мертв, пуля разнесла ему голову в других горах – горах Уошито в Арканзасе. Можно было бы, пожалуй, найти еще двоих-троих, но...
Он теперь видел и то, почему стрелок
Стрелок не допустил ошибки: выстрел был идеальным. Его подвели законы физики, то время, которое понадобилось пуле, чтобы долететь до цели. Когда он стрелял, жертва двигалась строго слева направо по отношению к нему. Но пуле требуется целая секунда на то, чтобы описать эту длинную дугу, подняться в высшую точку, а потом опуститься; пусть даже этот отрезок времени строго лимитирован, это все равно очень большое время, за секунду можно изменить положение тела и направление его движения настолько, что пуля пройдет мимо цели. Именно поэтому выстрел в Дэйда был много, много проще. Дэйд был неподвижен, а не уносился прочь под углом к линии огня, сидя на галопирующей лошади, как Джулия.
Боб сел. У него болела и кружилась голова, а сердце бешено колотилось.
Он подумал еще об одном человеке, который мог бы это сделать. Он захоронил его имя и воспоминания о нем настолько глубоко, что они почти никогда не всплывали, хотя порой, ночью, они могли прийти как будто ниоткуда, а иногда даже и при дневном свете перед ним мелькали видения, которые он так старался позабыть.
Но он должен был все выяснить. Наверняка должен найтись знак. Как угодно, но стрелок должен был оставить хоть какой-то след, который сумеет прочитать только другой стрелок.
«Ну, ты, ублюдок. Выйди, ублюдок. Покажись мне. Дай мне разглядеть твою рожу, хотя бы на этот раз».
Боб заставил себя сосредоточиться на лежавшем перед ним клочке твердой земли. Он почувствовал, как холодная чистая капля дождя ударила ему в лицо. Затем вторая. Ветер стал сильнее и начал подвывать. Юниор забеспокоился и пронзительно заржал. До начала дождя оставались считанные мгновения. Боб поднял глаза и увидел его – серое туманное облачко, мчавшееся вниз с вершин гор. Оно должно было вот-вот прийти сюда и все уничтожить. Снайпер запланировал это. Он был блестящий, прекрасно обученный стратег.
Но кто же это?
Боб наклонился вперед; он видел одну только пыль. А потом... Нет, нет... да, да... Он наклонился еще чуть-чуть и прямо перед собой, там, где пыль была сметена, увидел какие-то очень мелкие чужеродные частицы. Крошечные, но крупнее частичек пыли. Белый песок. Белый песок из мешка с песком, потому что великий стрелок будет стрелять лежа, используя мешок.
Дождь разошелся по-настоящему. Боб плотнее запахнул куртку. Если мешок с песком был здесь – а по-иному быть не могло, так как он служил для того, чтобы точно направлять винтовку в сторону зоны поражения, – тогда ноги были раскинуты вот так. Он склонился над тем местом, где должны были помещаться ноги, надеясь найти отпечаток колена иди еще какой-нибудь человеческий след. Но все это было сметено и уничтожено, а теперь дождю предстояло закончить работу по уничтожению улик.
Дождь был холодным и яростным. Он был похож на тот ливень, который шел в Кхамдуке. Он будет литься и навсегда смоет все, что было.
Но все же Боб передвинулся немного дальше и среди мелких, ничего не значащих кучек пыли наконец нашел то, чего так желал, – резкую вмятину в пыли с отпечатками нити, которой была пришита подошва ботинка. Да. Это был отпечаток обуви стрелка: край подошвы с крошечными стежками и гладкий контур самого ботинка идеально отпечатались в пыли. Стрелок вывернул ногу вбок, чтобы создать мышечное усилие – нет, только намек на усилие, которое должно было заставить пробудить силу во всех мышцах его тела. Это была приводящая мышца бедра, Adductor magnus, – ядро системы, разработанной одним тренером, который довел ее до такого совершенства, что его ученики умели контролировать каждую мышцу в отдельности.
Он был русским. Поза для стрельбы, разработанная тренером А. Лозгачевым еще до Олимпийских игр пятьдесят второго года, где стрелки из Восточного блока одержали прямо-таки ошеломляющую победу. А в шестидесятом году А. Лозгачев при помощи своей системы, основанной на магической Adductor magnus, подготовил еще кое-кого, сумевшего выиграть золото в стрельбе лежа.
Это был Т. Соларатов, снайпер.
Глава 32
Стояла поздняя ночь. Снаружи все так же завывал ветер и хлестал дождь. Непогода, похоже, зарядила дня на три. Одинокий мужчина находился в не принадлежавшем ему доме, расположенном на середине горного склона в штате, который он почти совсем не знал. Его дочь находилась в городе, поближе к своей раненой матери, и пребывала на попечении нанятой няни до тех пор, пока не приедет жена друга мужчины, агента ФБР.
В доме не было слышно ни звука. В камине горел огонь, но он не потрескивал и не завораживал. Это был просто огонь, который давно уже не разжигали.
Мужчина сидел в гостиной в чьем-то кресле и смотрел на что-то, что он поставил на стол перед собой. Все в этой комнате принадлежало кому-то другому, а у него в его пятьдесят два года не было, по сути, ничего: кое-какая давно заброшенная собственность в Аризоне да еще немного земли в Арканзасе, о которой он давно уже ничего не знал. Он получал пенсию, у семьи его жены были неплохие деньги, но похвастаться в свои пятьдесят два года ему было, в общем-то, нечем.
Честно говоря, за все пятьдесят два года он мог похвастаться одной-единственной вещью, и сейчас она стояла перед ним на столе.
Это была квартовая бутылка бурбона: «Джим Бим», белый ярлык, самое лучшее. Он не пробовал виски уже много лет. Он знал, что если хоть когда-нибудь выпьет, то выпивка может убить его: он с немыслимой легкостью скатится в пьянство, потому что в его оглупляющем цепенящем наркозе можно было найти некоторое облегчение от вещей, которые Боб не мог заставить уйти никаким другим способом. «Ладно, сэр, – подумал он, – этой ночью мы пьем виски». Он купил эту бутылку в 1982 году в Бофорте, что в Южной Каролине, совсем рядом с Пэррис-айленд. Он понятия не имел, почему оказался там; это было нечто вроде пьяного паломничества, странствия в поисках своих корней, нечто вроде инспекции учебных баз Корпуса морской пехоты Соединенных Штатов, как будто ни до Корпуса, ни после него ничего не было.
Это был конец эпического семинедельного запоя, уже на второй неделе которого его первая жена сбежала навсегда. У Боба почти не сохранилось воспоминаний об этих днях и об этом месте, но он почему-то четко помнил, как вошел, пошатываясь, в винный магазин, протянул десятку, взял сдачу и бутылку и вышел на автостоянку к своему автомобилю, в который были свалены все оставшиеся у него пожитки.
Он сидел в стоявшей на солнцепеке машине, слушал пение цикад и намеревался свернуть крышку и утопить свою головную боль, свою дрожь, свои видения из прошлого, свой гнев в ласковой коричневой струе. Но в тот день он, по каким-то до сих пор ему неведомым причинам, сказал себе: «А может быть, я смогу немного подождать, прежде чем открою ее. Совсем немножко. Посмотрим, сколько я смогу продержаться».