Сезон охоты на людей
Шрифт:
– Ну и что из того? – отозвался Бонсон. – Это все давно закончилось и забыто. И не имеет никакого значения.
– Ах, не имеет? – удивился Боб. – А вот посмотрите, тут нарисован еще кто-то. Бедняга Триг, должно быть, начал что-то всерьез подозревать, и поэтому однажды вечером, сразу после больших беспорядков, случившихся Первого мая, он решил последить за Фицпатриком. И увидел его встречу с неким человеком. Он застал их за серьезной беседой. И, как обычно, сделал зарисовку.
Боб поднял сложенный лист бумаги, на котором скупыми линиями с изумительным сходством был набросан портрет Пашина.
Затем он развернул лист.
– Посмотрите,
Наступила непродолжительная тишина. Бонсон сильно прищурился, но тут же расслабился, повернулся к своим людям и улыбнулся. Казалось, что он готов рассмеяться.
– Бонсон, кто же вы такой? – спросил Суэггер, уже несколько тише. – Мне и на самом деле хотелось бы узнать. У меня были кое-какие соображения. Я только никак не мог понять, какой же в них смысл. Просто скажите мне. Кто вы такой? Что вы есть? Может быть, вы предатель? Или вы профессиональный советский агент, замаскировавшийся под американца? Или вы из тех циников, которым нравится лишний раз стравливать противников между собой? Или вы занимаетесь всем этим ради денег? Кто вы, Бонсон?
– Убить его? – спросил один из мужчин, сопровождавших заместителя директора ЦРУ, поднимая «беретту» с глушителем.
– Нет, – отозвался Бонсон, – пока не надо. Я хочу узнать, насколько далеко ему удалось добраться.
– И наконец все это обрело смысл, – сказал Боб. – Большой «крот» из ЦРУ. Самый большой из всех, на которых охотились все эти годы. Кто может быть лучшим «кротом», чем главный охотник на «кротов»? Но в чем же все-таки дело? Почему никто и никогда вас так и не заподозрил?
Он чувствовал, что Бонсону хотелось ответить на эти вопросы. Скорее всего он никогда и никому ничего не говорил о себе, запрятал свое истинное лицо настолько глубоко, подчинил себя такой строжайшей дисциплине, что его настоящая сущность казалась ему самому почти нереальной. Может быть, ему уже много лет не приходилось никак проявлять себя. Зато теперь у него наконец появилась возможность высказаться.
– Причина того, что меня никогда и никто не подозревал, – сказал Бонсон после непродолжительного раздумья, – состоит в том, что это ЦРУ уговорило меня пойти к ним работать. Сам я никогда к ним не просился. Они предложили мне работу, когда я уволился из Военно-морского флота, но я сказал: нет. Я пошел в юридический колледж, я провел три года на Уолл-Стрит, они еще три раза обращались ко мне, и я каждый раз отказывался. В конце концов – видит бог, для этого нужна некоторая дисциплина, – в конце концов я дал согласие.
– Почему же они так хотели заполучить вас?
– Из-за моей работы в военно-морской разведке. Таков и был изначальный план. Я послал во Вьетнам пятьдесят семь парней, морских пехотинцев, военных моряков, даже пару младших офицеров состава. Я подавал рапорты о многих десятках провинившихся, которых нашел в других родах войск, и многие из них отправились туда же. Никогда и нигде не было лучшего работника тайной полиции, менее милосердного и более амбициозного. Они не могли не заметить, насколько я был жестоким. О, насколько же я был хорош! Я был изумительным! Они так хотели взять меня к себе, прямо-таки помирали от этого желания, а я все время прикидывался, что очень удивлен их предложениями. Но именно таков был наш план с самого начала.
Его лицо сияло от гордости и самодовольства. Это был его величайший триумф, смысл всей его жизни, так отличавший его от остальных людей, его произведение искусства.
– Но все-таки, Бонсон, кто вы есть? Черт возьми, кто?
– Единственный раз, когда мне пришлось засветиться, был в ту самую ночь, когда этот идиот Пашин не взял с собой водительских прав. Без водительских прав нигде не продадут такого количества азотной селитры, даже в Вирджинии! Безмозглый болван! ГРУ попросил помощи у комитета, а у меня были самые лучшие документы, так что я поехал в Лизберг и купил то, что требовалось. Я встретился с ним в ресторане, чтобы сообщить, где спрятан груз. Он был блестящим оперативником, но что касается разных практических мелочей вроде этой, он частенько прокалывался.
– И тут вам не повезло. За ним следил Триг, эта живая фотокамера.
– Все минувшие годы я тревожился из-за этого. Это был единственный мой уязвимый пункт. Но теперь вы позаботились об этом.
– Но кто же вы? – продолжал настаивать Боб. – Вы должны сказать мне.
– Я не обязан никому ничего говорить. Я могу убить вас, и моя безопасность будет навсегда обеспечена.
– В семьдесят первом году попадавшие к демонстрантам сведения о развертывании частей в Вашингтоне исходили от вас? Ведь так?
– Можете сделать на меня ставку, и выиграете, – ответил Бонсон. – Я сотворил хаос. Это было лучшее в истории нашей профессии внедрение, и насколько же гениально я организовал его!
– Вы убили молодую девушку на мосту, правильно? Эми Розенцвейг, семнадцати лет. Я посмотрел материалы и заметил, сколько неприятностей это повлекло за собой.
– О, Суэггер, черт вас возьми, какой же вы умница! Мы притащили ее к себе, сделали ей укольчик и кинули в толпу. Это была лошадиная доза ЛСД. Она так и не поняла, что же с нею случилось. Все это мастерски проделал присутствующий здесь мой друг Билл, – он указал на одного из людей своей команды. – У нее поехала крыша, и она спрыгнула с моста. Бог мой, какая же вонь пошла после этого! Из-за одной этой шутки американскому правительству чуть не пришлось уйти в отставку. Это вызвало такие затруднения!
– А вот эти парни, конечно, ваша служба безопасности? Кто же из них убил бедного Питера Фарриса?
Все пятеро мужчин в костюмах, выстроившиеся вокруг Бонсона, с одинаковой яростью уставились на него. У них были жесткие глаза, в которых сейчас светилась ничем не прикрытая агрессивность, и волевые – профессиональные! – лица. Все держали в руках пистолеты.
– Это сделал Ник.
– А кто сфотографировал Донни и мою жену?
– Это Майкл. Суэггер, вы должны оценить их по заслугам. Они все – бывшие сержанты из черноморской морской пехоты и спецназа. Они очень давно работают со мной.
– А кто же взорвал здание в Висконсине?
– Это была коллективная работа.
– Выходит, когда вы организовывали операцию против Соларатова, вы на самом деле боролись против «Памяти». Против Пашина, который теперь стал националистом и, если бы ему удалось оказаться президентом, отбросил бы всех вас далеко назад. Вы всегда знали, что Пашин был Фицпатриком, но вам необходимо было найти способ снабдить нас этой информацией так, чтобы никак не скомпрометировать себя и не поставить под угрозу свое положение. Вы перевернули все с ног на голову, и в итоге американское правительство действовало в интересах коммунистической стороны. «Холодная война» для вас так и не закончилась, верно?