Сезон оружия
Шрифт:
Запищал вызов видеотелефона.
– Переключи на сотовый, – приказал президент окружающему пространству и, достав из внутреннего кармана компактную трубку, лениво бросил: – Щюро.
Не меняясь в лице, он выслушал чужой монолог, проворчал «Да оставьте вы их, сами разберутся» и сунул трубку обратно. Игра продолжалась как ни в чем не бывало.
Но с определенного момента изменилось буквально все.
Панель-привратник последовательно озарилась всеми цветами радуги, и на экране появилось взволнованное лицо референта господина
Весь вид референта свидетельствовал о том, что он только-только вернулся из виртуального мира, не успев еще толком адаптироваться к земным реалиям.
Вот теперь камерам и микрофонам аппарата-лазутчика было бы чем поживиться. Да только не было и не могло быть лазутчиков под окнами Главного Корпуса ВИН.
– Входи, – нехотя сказал Щюро, поднимая голову.
Пьеро – так звали начальника охраны – выпрямился в кресле, ожидая дурных новостей. Ему, так же как и боссу, не нравилось, когда их беспокоят за нардами. И уж если кто-то идет на это, значит, причинами он располагает самыми уважительными.
Малинин вошел, переступив порог со встроенным металлоискателем, который остался совершенно равнодушен к вошедшему.
– Я покинул ВР четыре минуты назад, – начал он. – Два объекта проникли в Зону Стабильности. Они вошли через «кроличью нору» в кластере три-ам-ру. Судя по всему, проникновение не является предумышленным. Рядом с ними сейчас находится экспериментальный шатун «Адский Желудок».
Щюро вздохнул, по его высокому лбу поползли морщины. Это всегда нервирует – когда приходится суетиться по таким мелочам.
– Что за объекты? – спросил он.
– Первый – в аватаре класса Джирджис, живучесть в настоящий момент сравнительно низкая, но вообще очень ловкий черт. Второй – лейтенант сетевой полиции. Аватар класса Гильгамеш. Этот тоже не промах. Полицейский преследует первого. Наверное, есть за что.
Щюро был невысок, и тело его могло бы показаться тучным, если бы не мастерски сшитая тройка. Гений кутюрье, воплощенный в неброском, но шикарном твидовом костюме, маскировал недостатки фигуры, скрывал животик и делал Стального Венедикта – как за глаза называли Щюро сотрудники – почти стройным. Он поднялся, подошел к Малинину и, пристально глядя в глаза, спросил:
– Личности объектов установлены?
Малинин, не выдержав тяжелого взгляда начальника, смешался и зачастил:
– Это очень долгая процедура. Незаконная. Сервер с базой данных ООН в данный момент нам недоступен…
– Знаю, – перебил его Щюро, не скрывая раздражения.
– К тому же я просто не успел выяснить, да и никто не успел бы на моем месте! Я только что вышел…
Стальной Венедикт продолжал сверлить взглядом референта, на висках которого выступили предательские капли пота.
– Личности установить, объекты уничтожить, – подытожил президент ВИН.
Малинин поднял руки в упреждающем жесте.
– Но ведь один из них полицейский! А личные дела полицейских…
Щюро зловеще усмехнулся.
– Через два дня не будет никаких полицейских, – сказал он, и его массивное тело упало в кресло, услужливо подкатившееся со спины.
Кости вновь застучали по доске. Бросок принадлежал Пьеро, который, как всегда, был полностью согласен с боссом.
Болтовня «Вована» была первым, что услышал Августин, придя в себя под полифертиловым сводом капсулы.
Голова его раскалывалась от нечеловеческой боли, кровь стучала в висках. Но хуже всего была чудовищная жажда – пересохший язык едва ворочался во рту.
Анекдота он не запомнил – слова, доносящиеся из речевого синтезатора, казались чем-то совершенно нереальным, бессмысленным, нечеловеческим.
Он не понимал, что произошло. Почему он выжил в Утгарде? Почему вернулся? Почему помнит так много? Почему на капсуле не горит роковой знак УС, «убийство до смерти», или хотя бы «временное убийство»? И куда, в конце концов, подевался этот весельчак Локи, его Тень, его папа (при этом воспоминании Августина передернуло – папаша, вглюченный ему в голову глючным Утгардом, был удивительно похож на его настоящего отца, Бориса Михайловича Деппа) и персонажи еще полутора десятков виртуальных миражей, которые почти не запомнились?
Вопросов было больше, чем волос на лобке Сэми, и последняя метафора с японским колоритом немного приободрила уставшего душой и телом Августина.
Показно кряхтя, он приподнялся на локте и осмотрелся, привыкая к твердому миру, сотворенному Богом из Логоса, протонов и нейтрино, а не господином Олафом Триггвассоном из культовых компьютерных игрушек, нейронных импульсов и нанотехнологий.
Собственно, привыкать было не к чему – за окнами царила глухая ночь, в комнате, соответственно, стояла непроглядная тьма.
Августин вполголоса выругался – громче было бы слишком болезненно для его бедной головы. Почему, почему теплым июньским вечером в огромном мегаполисе так темно, почему в окно не бьют огни Златоглавой? Беспутной, Купеческой, Разгульной?
Ответом ему послужило глухое утробное ворчание. И в этом ворчании что-то было не так.
– Сэр Томас? – спросил Августин у темноты несколько более настороженно, чем обычно хозяин обращается к сво-ему псу, пусть даже такому внушительному, как ньюфаундленд.
Темнота ответила леденящим душу воем, какой может издавать только очень голодное, истосковавшееся по пище существо. И это существо тосковало явно не по зеленой травке и парному молочку.
Августин почувствовал, как расползается раскисший папирус реальности под первыми же прикосновениями цепких пальцев критического сознания. Он похлопал себя по бокам и ощутил грубую ткань ливреи – верхней одежды морфа «Робин Гуд». Ага.
«Ага», – мысленно повторил он только для того, чтобы не заорать благим матом, не захныкать, как до смерти перепуганный ребенок.