Сезон оружия
Шрифт:
На крышу Главного Корпуса выполз червь толщиной с электрический провод и длиной метров семь.
У червя не было воли. Не было даже инстинктов. Червь просто подчинялся законам мироздания. Он чувствовал живое и стремился к нему в том же смысле, в каком железные опилки испытывают симпатию и стремятся к воссоединению с магнитом.
С точки зрения закона наименьшего сопротивления, оптимальной целью для структурной перестройки была броня вертолетов «Навахо».
Вслед за первым червем появился второй. Затем – третий, четвертый, пятый…
Телекамеры «Навахо» бесстрастно
С точки зрения бортовых компьютеров, обнаруженные цели не представляли никакой потенциальной угрозы, поскольку являлись крупными тропическими червями палоа – яством богатеньких гурманов и завсегдатаев ресторанов национальной полинезийской кухни. Не вызывало сомнений, что черви расползлись из местной столовой, где они составляют предмет повседневного рациона баснословно состоятельных сотрудников ВИН.
На компьютерах «Навахо» перед каждой операцией пополнялись базы данных по театру боевых действий. А предпоследние учения как раз проходили в районе атолла Муруроа.
Черви приблизились к «Навахо» вплотную и с аппетитом набросились на сочную, вкусную броню.
Они с легкостью внедрились в нее, как вирусы проникают в тело больших здоровых бактерий, и начался цепной процесс мутации.
Первый пилот блефовал. У него на руках была жиденькая двойка девяток, но он упорно завинчивал банк. С определенного момента он начал понимать, что все выигрыши и проигрыши сегодняшнего дня ничего не значат. Поскольку в гробу карманов нет. Если они выберутся отсюда, он с удовольствием отдаст Хью все выигранное до последнего цента. А если нет – пусть тот купит себе что-нибудь в аду. Пусть купит.
Азартный Хью принял его вызов и в очередной – шестнадцатый – раз удвоил ставку.
Он удвоил тоже. Хью прикусил губу.
«Открываемся».
Когда процесс мутации брони вошел в свою критическую фазу, ее мегамолекулы смогли наконец выработать некое подобие иммунитета. Но когда организм начинает бороться за свое существование, у него неизбежно подымается температура.
На руках у Хью была двойка восьмерок. В глазах первого пилота блеснула первая жизнерадостная искорка за последние два часа.
Сейчас он отыграл у Хью все. И, кроме этого, его напарник задолжал ему девяносто восемь тысяч американских долларов.
Первый пилот протянул руку за поддельным «Роллексом».
У человека температура может подняться до сорока двух градусов, после чего человек погибает. Броня «Навахо» имела мало общего с человеческой кожей, ее температурный порог располагался на шкале Цельсия значительно выше.
Спустя несколько секунд топливо сдетонировало от скачкообразного повышения температуры.
Последние два вертолета Мэрдока превратились в ничто.
Карта надземных помещений ВИН оказалась наполовину лажовой. Именно наполовину. Четыре этажа они прошли очень чисто, но дальше начались неприятности.
«Bloody Hell!» [16] – заметил Мак-Интайр, когда вместо лестницы, обозначенной на карте, увидел капитальную стену с декоративной лепкой вдоль потолочного карниза.
«Holy shit!» [17] – прошипел он, когда голографическая дверь ватерклозета, растворившись в воздухе, открыла сделанную на совесть засаду: несколько пулеметных турелей.
16
Досл.: кровавый ад (англ.); крепкое богохульство.
17
Крепкое богохульство.
Выругаться в третий раз по поводу картографических неточностей ему не удалось.
Платформа подъемника, на которую его нога – нога старшего в обреченном отряде – ступила первой, в мгновение ока затащила его внутрь механической лапой и, захлопнув над его головой металлические лепестки, полетела в тартарары.
За Мак-Интайра выругались коммандос. Стэнли Мэрдок сентиментально швырнул в шахту подъемника газовую гранату и повел уцелевших искать пути, более пригодные для спуска.
Пока подъемник, не сбавляя скорости, летел в бездну подземных этажей ВИН, Мак-Интайр размышлял о том, насколько случайным является его отделение от группы.
Случилось бы то, что случилось с ним, если бы на платформу первым взошел Мэрдок? Или весь этот трюк рассчитан именно на его участие. На его честолюбие. На его лидерство. На его привычку первым бросаться в пекло неизвестности?
Довольно скоро эти вопросы разрешились сами собой, когда подъемник доставил его в изолированную комнату с белыми стенами.
– Мышеловка, – заключил Мак-Интайр.
– Мышеловка! – ликовал Пьеро.
Августин не знал наверняка, на каком этаже расположена лаборатория, приютившая его в своих гостеприимных стенах, но догадывался, что на одном из подземных.
«Сейчас посмотрим!» – Августин вышел в коридор.
Ему не хотелось думать о поражении. Он сделал все, чтобы вычеркнуть розовую стену с треугольными воротами из своей памяти. В его памяти сейчас не должно быть места неудачам. Место для неудач – кошмарные сны.
Августин вышел в коридор. На нем была форма охранника ВИН. Противогаз болтался у него на шее. Статин вернулся в дупло зуба.
Он прихватил комати с собой на всякий случай. Может, когда-нибудь шестеренки виртуального мира станут в правильное положение, система сработает, дверь откроется и он доберется до своей цели. Когда-нибудь. Может, через час?
А пока ему нужно спасать свою шкуру. Бежать вон из этого гнусного места, где даже локальная ВР похожа на Утгард, из которого исчезли все интересные кошмары!
Он шел не торопясь. Он охранник, а не беглец. В случае чего – наденет противогаз и его лицо скроется под маской со стеклянными глазницами. Под потолком завывали сирены.
В точности такой же вой он слышал только что в ВР, когда его нога ступила на край ледяного поля.
Где-то совсем близко шел бой. Но ему не было до этого дела. Участие в чужих войнах – занятие бесперспективное.