Сезоны
Шрифт:
— Вам на противоположную сторону! Не забудь, Паша. «Станция Маяковская» — и наверх! Обязательно наверх! — И исчез. Стеклянная дверь продолжала раскачиваться вперед-назад и долго не могла успокоиться.
Я заплакал и, плача, спросил у мамы, которая по-прежнему была рядом:
— Мамочка, что тебе сказал Владимир Владимирович? Что он сказал про меня? Мама, не мучай. Мамочка! Ма-а-а!
— Не плачь, Пашенька, не плачь, родной мой. Он хорошо сказал про тебя. Он сказал мне: «Мама, ваш сын прекрасно болен».
— Мама!!! Мама! Я так и знал, — заорал я в восторге. — Мама, твой сын прекрасно болен!
Я проснулся с ощущением такой пустоты в груди, будто мне сделали резекцию легких и вдобавок выкачали из грудной полости воздух. Долго я лежал, соображая что к чему. Наконец я понял, что то место на земле, где я нахожусь сейчас, есть Олина речка, что лежу я в палатке, что еще темно, просто темно, просто ночь, а не потому что я мертв. Как только я это понял, легкие вернулись на свое место и начали усиленно работать, уничтожая страшный вакуум. Но через мгновение я обнаружил и другое. Как же это получилось? Как это я так обнаглел? Перевернулся ночью на правый бок, моя рука, как змея, выползла из мешка сама собой… И вот я обнимаю Олю левой рукой, да еще позорная моя рука проникла в ее мешок и запуталась во вкладыше.
Через два спальника и два вкладыша идет тепло от Олиных ног к моим коленям, через два спальника и два вкладыша чувствую ее лопатки — так крепко прижался я к ней.
И слышу я ее слабое затаенное дыхание, а сам знаю, проснись она до того, как уберу я свою руку, пощады мне не будет.
«Пусть во сне, пусть случайно так получилось, пусть люблю я ее, как никого никогда не любил. Это все слабые оправдания, Павел Родионович. Ты же не будешь оправдываться перед ней этим жалким лепетом. А раз нет, то наглый ты кот и ворюга — вот кто ты, Павел Родионович. Вот кем ты предстанешь перед ней. И потому торопись! Еще можно увильнуть от позора. Только бы она не проснулась. А проснется, только бы ничего сразу не поняла со сна. А там притвориться спящим… Ну что же ты медлишь, Паша? Казни себя, казни! Уходи, пока не поздно! Не успеешь — каяться тебе всю жизнь!» И я послушался, отпрянул, вернее, осторожно отодвинулся в сторону и потихоньку-потихоньку потянул руку.
Со стопорящимся дыханием расставался я с той, кого больше всего на свете любил. Я знал, какими долгими могут быть прощания, какими вечными могут оказаться разлуки, и мне было тоскливо, потому что не хотел, не мог, не имел я права разлучаться с ней. Но время шло. Она могла проснуться. А я в свои зрелые годы, готовясь всю жизнь, не был готов к ее пробуждению. Но еще больше не был готов я к разлуке. И потому рука моя остановилась на мгновенье, и весь я судорожно прижался к той, кого любил, и отпрянул, словно прощался в аэропорту.
И еще одна высшая несправедливость могла совершиться в этом лучшем из миров мире. А несправедливость — общее несчастье. Цепной реакцией проходит она по всему свету, где-то набежав сумраком на чье-то счастье, где-то сорвавшись последней каплей в горное озеро, после которой по долине прокатывается смертоносный сель. А главное — несчастными будут расти дети там, где появится несправедливость, если они вообще родятся.
Но нет, не случилась она!
Когда мгновенье осталось до разлуки, когда моя рука, освободившаяся от сострадательных
Дорогой читатель!
Перед тобой новая книга библиотеки «Молодая проза Дальнего Востока» — семнадцатая по счету. Повесть камчатского прозаика, геолога по профессии Ю. Манухина «Сезоны» перенесет тебя еще в одну точку нашего советского Дальнего Востока, познакомит с трудом тех, кто посвятил свою жизнь геологии. С трудом, в котором будничное и романтичное идут рука об руку. Собственно, и другие книги этой серии окрашены светом подлинной романтики — традиция, которая в литературе о нашем крае идет еще от Арсеньева и Фадеева.
Итак, молодая проза Дальнего Востока набирает силы. Еще рано подводить итоги, хотя критика не оставляет без внимания почти каждый выпуск, но коротко сказать о сделанном, отчитаться перед читателем нелишне. Как известно, библиотека эта начала выходить после постановления ЦК КПСС «О работе с творческой Молодежью» (1976 год). Издание ее — конкретный ответ дальневосточных писательских организаций, а также Дальневосточного книжного издательства на партийное постановление.
Первой в 1978 году была издана книга писателя-приморца, более двадцати лет проработавшего шахтером в городе Артеме, Александра Плетнева «Когда улетают журавли». В нее вошли повесть «Дивное дело», рассказы «Память детства», «Чтоб жил и помнил» и другие. Позднее А. Плетнев выпустил роман «Шахта», высоко оцененный читателями и критикой. Сейчас писатель живет и работает в Омске, в краю, где он родился, где прошло его детство. Но дальневосточная тема навсегда вошла в его творчество.
В. том же году в библиотеке «Молодая проза Дальнего Востока» вышла книга военного летчика В. Лескова «Серебряные стрелы». Автор продолжает работать над военной темой, и довольно успешно, о чем говорит хотя бы такой факт: журнал «Советский воин» в конкурсе произведений о современнике за 1982 год премировал рассказ капитана В. Лескова «Спектр души».
В 1979 году были изданы книги В. Сукачева «Горькие радости», А. Мифтахутдинова «Дни ожидания», В. Коренева «Амгунь — река светлая», под общим названием «Откровение» были изданы также повести Б. Агеева «Текущая вода» и В. Петрова «Белый клевер».
В 1980 году читателю были представлены сборники Б. Мисюка «Час отплытия», А. Ильина «Соленый берег», а также исторический роман В. Щербака «Буревестники».
В 1981 году библиотека молодой прозы пополнилась книгами Ю. Салина «Отраженный свет», В. Христофорова «Пленник стойбища Оемпак», А. Лебедева «Рыцари моря». В 1982 году вышли книги А. Тоболяка «Откровенные тетради» и В. Гропянова «В Камчатку» — последняя включила повести об Атласове и других землепроходцах.