SFBT
Шрифт:
Как следствие – именно в ХХ веке значительно повышается внимания к человеческому языку (лингвистике) как к важному аспекту человеческой реальности, а особенно – к семантике как науке о смысловых значениях единиц языка и в более широком смысле – об отношении между языковыми выражениями и миром. В начале и первой трети ХХ века это направление развивалось очень активно. В 1932 году о сигнальных системах в привязке к физиологии нервной деятельности пишет академик И.П Павлов, который утверждает, что существуют две системы коммуникации: первая сигнальная система (непосредственные стимулы окружающей среды), и вторая, языковая, символьная и знаковая (слово – «сигнал сигналов»). Использование людьми языка, по мнению Людвига Витгенштейна (философ начала ХХ века) создает особую реальность – сугубо человеческую, языковую реальность. Все мы, люди, вовлечены в эту языковый реальность, тем или иным образом усваиваем её через язык. Учась говорить воспроизводим её, подражая, а научившись самостоятельно мыслить – уже самостоятельно
В языковую игру вовлечен и автор текста, и его читатели. А используя слова, мы можем даже создавать новые значения и новые объекты реальности. Вспомним известную языковую игру «Не думай о розовом слоне», или высказывание Станислава Лема: «Как я уже многократно разъяснял, сепульки очень похожи на муркви, а своей цветовой гаммой напоминают мягкие пчмы» – эти мифические «сепульки» с неопределенным значением стали языковым хитом среди советской интеллигенции в конце 60-х.
Витгенштейн упоминал: «Когда я говорю, что у меня не болит желудок, то это уже предполагает возможность наличия боли в желудке. Мое нынешнее состояние и состояние при наличии боли в желудке лежат, так сказать, в одном и том же логическом пространстве. Так, если бы я сказал: „У меня нет денег“, это высказывание уже предполагает возможность, что деньги у меня появятся, оно указывает на точку отсчета денежного пространства. Негативное предположение предполагает позитивное, и наоборот».
Давайте запомним накрепко этот момент чтобы совершенно точно уяснить: если клиент описывает проблему какими-то определёнными словами, то можно сделать два предположения, которые, скорее всего, окажутся правильными:
а) слова, которые использует клиент, могут обозначать совершенно другое, чем то, о чем вы сначала подумали;
б) клиент уже знает, что проблемы существуют (раз уж он пришел), однако он также совершенно точно знает то, что проблемы может и не быть. Такая возможность отсутствия проблемы – не правда ли, крайне интересный повод для размышлений? Забыв об этом принципе, мы легко можем попасть в языковую игру клиента и увериться в том, что проблемное поле и является окружающим миром.
Клиент: Мои отношения с молодыми людьми никогда не бывают долгими. Они всегда уходят. Иногда я – инициатор разрыва. Ну, получается, и отношений-то никаких нет и не было. Боюсь уже вступать в новые отношения.
Терапевт: Понятно, действительно это ужасно, когда нет отношений, и наладить их невозможно. А почему так получается, никогда не задумывались? Как именно вы рушите отношения?
Мы привели этот антипример, чтобы продемонстрировать, как легко терапевт попадает в языковую игру, навязанную клиентом и, более того, начинает развивать предложенную картинку. Клиент предложил определенные правила, терапевт же своим ответом поддерживает клиента («ужасно, невозможно»), он уже использует его выражения и принимает без уточнений понятие «отношения», которое принадлежит клиенту (у терапевта пока что нет знаний относительно того, что понимает клиент под «отношения»). Возможно, терапевтом движет желание присоединиться к клиенту, возможно, его привлекает диагностический стиль, в данном случае это неважно – тон сессии задан не в той модальности. Вспомним высказывание Витгенштейна: «О чем невозможно говорить, о том следует молчать». Проверьте себя: возможно ли было в позиции терапевта говорить о «всегда разорванных отношениях»?
Но вернемся к философии. Идеи Людвига Витгенштейна, несомненно, заложили фундамент философии конструктивизма, которая считает что психика – не только отражение, но и активное конструирование реальности. Сам термин конструктивизм, однако, возник в искусстве в СССР в 1920-х годах, прижился в Европе, а в философии, стал наиболее распространенным уже после 2-й Мировой войны (с 1950-х годов). На наш взгляд, наиболее важную роль в развитии конструктивизма в психологии и психотерапии сыграл Джордж Келли, американский психолог. Келли перечисляет основные идеи конструктивизма в философии и психологии в своей книге «Психология личности: Теория личностных конструктов»:
– реальность интерпретируется (понимается и объясняется) каждым человеком постоянно, своим собственным, индивидуальным способом;
– такая собственная интерпретация реальности необходима – она даёт человеку возможность наилучшим образом адаптироваться к окружающей среде;
– закрепляются наиболее успешные (самые выгодные в практическом плане, удобные) интерпретации, а все
– интерпретация происходит не как попало, а по достаточно четкой системе оценочных шкал, Келли называет эти шкалы личностными конструктами (учтем то, что переводной термин не совсем корректен – personal constructs – это именно у каждого человека свои собственные, личные конструкты);
– взаимодействие людей – это не что иное, как взаимная подстройка их собственных конструктов (мы подстраиваем свои шкалы оценки друг под друга), а также – обмен опытом по интерпретации окружающей реальности.
На острие конструктивизма находится направление радикального конструктивизма, предложенное Эрнстом фон Глазерсфельдом в начале 1980-х году (к направлению присоединились Пол Вацлавик, Хайнц фон Фёрстер, Умберто Матурана, Франсиско Варела и другие). Его центральная идея – в том что любое познание, действие, коммуникация – всегда конструирование. То, что мы узнаем от мира и несём в мир – только лишь наши проекции и конструкции, ничего больше. Радикальный конструктивизм придерживается точки зрения на человека как на самоорганизующуюся систему, которая может творить саму себя. Человек – не только исследователь окружающего мира, самобытный учёный, который строит гипотезы и проверяет их, но и настоящий творец своего способа познания, своей коммуникации, жизни, своей собственной радости и печали. Та модель мира, которая складывается в психике каждого из нас, конечно же не является самим миром – это лишь карта (как писал Альфред Коржибский еще в 1933), но по своей структуре эта карта подобна территории и позволяет разобраться в ситуации. Изучая её, можно увидеть в уменьшенном масштабе те заросли и завалы, которые скрывают прямой путь, и наоборот, осознать, что мы запланировали маршрут по направлению к пропасти…
Мы переносимся в 1958 год, когда в США в городе Пало-Альто (Калифорния), известным сейчас своими знаменитыми IT-компаниями, открывается Институт психических исследований (Mental Research Institute), организованный Доном Джексоном, Джулсом Рискиным, Вирджинией Сатир. Грегори Бейтсон не был формально сотрудником института, но вел проекты параллельно, находясь под одной крышей с MRI. Позже к команде Института психических исследований присоединились Пол Вацлавик, Джей Хейли, Джон Уикленд (создавший Центр краткосрочной терапии под эгидой MRI) и другие известные психологи. С 1959 года и до сих пор Институт психических исследований является одной из ведущих организаций по исследованиям в области индивидуальной и семейной терапии. В Центре краткосрочной терапии Джона Уикленда была разработана и особая модель краткосрочной терапии Уикленд проводил исследования шизофрении вместе с Г. Бейтсоном, изучал принципы формирования, модификации и разрешения проблем как особой области знания, писал об особой роли инсайта при решении проблем. Также в этом центре работал Пол Вацлавик, признанный в мировом масштабе исследователь коммуникации, книги которого украшают полку любого профессионального психотерапевта (наверное, все вспомнят книгу о том, «Как стать несчастным без посторонней помощи»). Вацлавик подчёркивал особую роль коммуникации, общения между людьми, считал что именно в коммуникации конструируется реальность. Любое поведение – это коммуникация, любые знания – это результат взаимного общения. Особое внимание в Институте психических исследований уделялось системному подходу. Здесь первенство, пожалуй, принадлежало Джею Хейли, который всегда подчеркивал важность системного подхода, писал об особых принципах функционирования и существования систем, о семейных системах.
Ещё одним великим психотерапевтом, который внёс большой вклад в развитие подхода краткосрочной ориентированной на решение терапии, является Сальвадор Минухин. Основатель направления структурной системной терапии, Минухин, предлагает рассматривать семью как систему и использовать в терапевтических целях те изменения, которые происходят в системе. В его методическом арсенале – метод наблюдения за маленьким изменениями и расширения небольших положительных изменений.
Говоря о возникновении SFBT мы не можем не упомянуть Милтона Эриксона, знаменитого психотерапевта, создавшего особый подход к использованию транса в работе с клиентом. Эриксон всегда подчёркивал что клиент является экспертом, который определённо знает сам, как работать со своей проблемой, но нуждается в помощи, чтобы увидеть, открыть это знание. Надежда, а также уверенность в том, что в любом случае возможны изменения к лучшему – вот что характеризует работу М. Эриксона, а такие драгоценные камни, как парадоксальное предписание и трансовые техники, пополнили и копилку методов SFBT.
2. Центр BFTC и основатели направления
С 1978 года клиентов принимал Центр краткосрочной семейной терапии (BFTC) в Милуоки, штат Висконсин, США. Он был основан Стивом де Шейзером (Steve de Shazer) и его коллегой и женой Инсу Ким Берг (Insoo Kim Berg). Стив и Инсу познакомились в Центре MRI в Калифорнии, несколько позже он предложил ей перебраться в Милуоки (родной город Стива). Само направление как особый подход в психотерапии – краткосрочная терапия ориентированная на решение – Solution-Focused Brief Therapy – принято датировать 1982 годом – слоган Центра звучал как «Solutions since 1982», так выглядел и сайт Центра на светло-зеленом фоне, и бланки писем.