Сфера-17
Шрифт:
«Он прав, – подумал я. – Неккен и так достаточно ненавидят. Если Неккен продвинет через Совет Двенадцати Тысяч подобный законопроект… Да мантийцы придут как спасители и избавители, их цветами встречать начнут».
– Понимаю, – сказал я. – И всё же, как вы хотите это реализовать? Граждане Циалеша любят вас не больше, чем все остальные. Скорее меньше, по некоторым причинам. С какой стати нам вас защищать?
На миг Йеллен уставился на меня удивлёнными глазами, а потом невесело засмеялся, опустив голову к столу, ниже сплетённых пальцев. На невербальном языке его поза означала смирение. Как по мне,
– Нет, – сказал он, – Николас, нет, конечно. Это абсурдно. Защищать вы будете себя. И заодно, знаете, человечество.
Я не мог не засмеяться, услышав это. Но пару секунд спустя мне стало не до смеха. Я увидел наконец во всей красе ту ситуацию, тот расклад сил, который рисовал себе Йеллен.
Война.
В систему Циа уже зачастили мантийские разведчики. Что бы ни плёл там Йеллен об уникальном менталитете, но планета, на которой интервенция не просто провалилась, планета, на которой кто-то сумел перевербовать элитного мантийского агента, воспитанника самого Председателя, – это источник угрозы.
Угрозу нужно нейтрализовать.
А наш флот способен только героически погибнуть… Одного мантийского «хвостокола» хватит, чтобы уничтожить не только космофлот и армию, но и жизнь на поверхности Циа. Помню, Этцингер как-то заикнулся про планетарный силовой щит. Морелли и Симкин долго и нехорошо смеялись. У нас для таких сооружений не было ни денег, ни технологий.
Я вспомнил, что рядом с планетой дежурит Одиннадцатая бригада и почувствовал облегчение.
Но в случае открытой войны с Мантой мы окажемся в списке первоочередных целей. И эту грозную бригаду сметут с той же лёгкостью, что и наши древние «Факторы». Если ещё до этого бригада не получит приказ о передислокации. А если мы откажемся сотрудничать с Неккеном, она получит приказ. Возможно, это даже будет приказ об астероидной бомбардировке.
Значит, если мы собираемся себя защитить, нам придётся пойти на сотрудничество и заодно защитить человечество. «Господи, это звучит как бред, – подумал я, – это бред чистой воды. Йеллен сумасшедший».
Но отмобилизовать Народную Армию – дело нескольких дней. Опытные, обстрелянные бойцы, храбрые и упрямые. Работяги и фермеры, не боящиеся ни Бога, ни чёрта, ни миротворцев Союза, ни экономической блокады, ни информационной изоляции.
Они не испугаются Манты.
Не побегут.
Я покачал головой.
– Алан, – сказал я. – Нас триста миллионов. А Сверхскопление огромно.
Директор снова просиял одной из арсенала своих лучезарных улыбок. Он решил, что добился своего. В сущности, он действительно своего добился.
– В преддверии Победы, – пламенно сказал он, – в пору высочайшего расцвета Звёздного легиона в нём служили двести тысяч человек. Этого было достаточно. Армия Союза огромна, вооружена по последнему слову техники, но ей не хватает жёсткого костяка. Не хватает воли, идеи. Поэтому она отступает перед мантийскими «спортсменами». У них есть дух. Но когда они столкнутся с иным духом, настоящим боевым духом, то не выдержат конкуренции.
Я помолчал.
Йеллен смотрел на меня пристально, взгляд его теперь не давил, а словно пытался зажечь. Выглядело убедительно, но никакого эффекта не производило.
Я сплёл пальцы в замок.
– Итак, – сказал я, – признание легитимности, место в Совете, гуманитарная помощь, квоты в университетах – преимущественно в военных университетах, вы понимаете, – закупки продукции по ценам выше рыночных…
– Конечно, – директор подался вперёд, часто кивая. – Конечно.
– Алан, а вы не боитесь, что ваш новый Звёздный легион решит посадить на трон Тикуанов кого-нибудь другого?
Я не застал его врасплох. Он ждал этого вопроса.
– Не боюсь, – и директор обезоруживающе улыбнулся. – Знаете, ведь все военные корабли строим мы… На них есть такие устройства для самоликвидации. А кроме того, вы очень любите родину. В случае вашей измены с ней может случиться что-то плохое.
Беседка направилась к вилле. Йеллен заговорил иначе, огонь из его речи ушёл, словно не было. «Риторика, – подумал Николас, – само собой, но результат он, как всегда, получил с помощью шантажа, а не риторики… Что он сам-то об этом думает? Впрочем, мне это не очень интересно. Поразительно, – думал он, – Йеллен говорил правду. Он действительно надеется получить в своё распоряжение новый Звёздный легион родом из семнадцатой сферы мира».
– Конечно, – говорил директор, – вы можете отправиться на свой корабль и обсудить моё предложение с коллегами. Если желаете, корпорация оплатит вам номер в наземной гостинице, лучшей гостинице. Не желаете? Как вам угодно. Тогда чуть позже вам снова придётся лететь вниз. Вы полномочный посол, вы подпишете договоры.
Николас коротко кивал.
Думал он о посторонних вещах. К примеру, о том, что Эрт Антер, мантийский приятель директора, наверняка вызывает у Йеллена очень, очень сильные эмоции. Бедняга Йеллен, всё, на что он может рассчитывать, – это пикировки с голограммой да, в худшем случае, комфортабельная клетка на одной из Мант… А в лучшем он, вероятно, прикажет брать главу Комитета Коррекции живым. Мечты, мечты.
Под конец господин директор любезно одолжил господину послу свой унимобиль.
Баснословно дорогая машина поднималась так плавно, словно вовсе не трогалась с места. Показатели высоты и скорости менялись, земля уходила вниз, пейзажи превратились в подобие карты, потом и карта растворилась в облачных пеленах. «Приготовиться к пересечению границы сред, – промурлыкал ИскИн и сам себе ответил: – Готов к пересечению границы сред». Унимобиль выскользнул из атмосферы. Компенсационные гравигенераторы работали идеально, в салоне по-прежнему царил покой. На экранах начал умаляться бело-голубой малый шар, спутник огромного Сердца Тысяч.
Николас осознал наконец, что яхта Йеллена – сказочный ад, невыносимое для психики испытание – позади. Он ещё вернётся на Сердце Тысяч, но уже никогда не вернётся на «Поцелуй».
И тогда его затрясло.
…Нужно было немедленно вызывать Циа, объяснять, что происходит, передавать новую информацию – им там, в неизмеримой дали, тоже потребовалось бы время, чтобы её осмыслить, – но самообладанию Николаса пришёл предел. Сам перед собой он отговорился тем, что Йеллен получит запись переговоров, которые велись из его собственной машины. Это было не так уж важно, ничего нового для себя директор не узнал бы. У Николаса просто не оставалось сил.