Сгоравшие заживо. Хроники дальних бомбардировщиков
Шрифт:
— А вы не бойтесь. Все равно посылать больше некого: техники заняты ремонтом, летчики — подготовкой к боевому заданию. В станицу вас полуторка подбросит, она скоро туда отправляется.
— Есть, — не очень-то бодро ответил Туманов.
— Везет же человеку, — острил за завтраком Ваня Серебряный. — Мало ему одной девушки, еще десяток подбрасывают — выбирай любую. Уступи в таком случае Риту, командир…
А ему было не до шуток. Рита разыскивала его не случайно — что-то, возможно, стало известно. Но сходить к ней в землянку, где жили девушки-телефонистки (Рита отдыхала после дежурства), не было времени: шофер уже поджидал его.
Колхозный клуб располагался в центре станицы — длинное
По логике, девушек разместили в артистической, но Александр постучал в центральный вход: если девушки здесь, мало ли чем они занимаются.
Ему никто не ответил. Александр толкнул дверь, и она открылась.
В зале было пусто: скамейки сдвинуты к дальней стене и сложены одна на другую, на сцене — кровати, заправленные солдатскими одеялами; почти как у летчиков, занявших эмтээсовский клуб, с той лишь разницей, что там, на сцене, разместился командный состав, в зале — рядовые экипажи. Откуда-то из глубины сцены появилась одна из вчерашних девушек-солдаток с красной повязкой на рукаве. Увидев лейтенанта, она легко спрыгнула со сцены и, энергично приложив руку к пилотке, четко доложила:
— Товарищ лейтенант, первое особое женское отделение занимается согласно распорядку дня. Дежурный по казарме рядовая Белоусова.
Александра приятно удивила, даже восхитила четкость доклада, хорошо поставленный голос, молодцеватая выправка девушки, словно она прослужила в армии не один год. И ее приподнятое настроение передалось ему.
— Значит, особое женское занимается согласно распорядку дня, — весело повторил он. — И где же оно занимается?
— А здесь, в актерской, — чуть заметным кивком указала девушка за сцену. И жест — вымуштрованного, знающего свое дело бойца.
— Сколько вы служите? — машинально спросил Александр, забыв, что вчера задавал этот вопрос.
— Второй месяц. Мы уже прошли курс молодого бойца, приняли присягу.
— А кто сейчас проводит занятия?
— Тоже лейтенант. Должность его и фамилию, простите, не знаю. — Девушка взглянула на часы. — Сейчас они заканчивают. А вы тоже будете у нас преподавать? — Она смотрела на него игриво-кокетливо, наклонив голову и приподняв подбородок, совсем забыв, что перед ней не кавалер, а командир, и она находится не на танцах, а на дежурстве. И все-таки она нравилась ему. Не внешностью — лицо у нее было самое заурядное, даже грубоватое: широкий нос с большими ноздрями, крупные скулы, большой рот, — умением с достоинством держаться, быстро перестраиваться с военного языка на обычный, а точнее, на лирически-интимный. Ее поблескивающие глаза как бы говорили: «А вы мне чертовски нравитесь, лейтенант, и я бы с превеликим удовольствием провела с вами вечерок».
— Значит, скоро перерыв? — не выдержал он пронзительно-зовущего взгляда.
Она еще раз посмотрела на часы.
— Через две минуты. Идемте туда, я сейчас позвоню.
Они поднялись на сцену. На тумбочке у двери, ведущей в артистическую, стоял колокольчик — точь-в-точь как в школе. Девушка взяла его и позвонила. Реальность исчезла. Александру казалось, что все это — и одетая в солдатскую форму девушка, и кровати с тумбочками, и казарменная обстановка — всего-навсего игра: таким далеким, невоенным был школьный звонок. Но через минуту в артистической загомонили девичьи голоса, дверь отворилась, и на сцену вошел незнакомый лейтенант, которого Александр видел вчера с Петровским, что немало его удивило: при чем здесь оперуполномоченный? Но, вспомнив про новичков, понял при чем: кто же, как не он, должен проверить людей, прежде чем доверить им дорогостоящую технику? Лейтенант протянул руку:
— Завидов.
— Туманов.
— Покурим? — Завидов надел шинель и, застегивая на ходу пуговицы, направился к выходу. Александр последовал за ним. Симпатичное лицо лейтенанта, его простота и дружеский тон располагали, и, когда они вышли на улицу и Завидов, раскрыв портсигар, протянул Александру, тот машинально взял папиросу. Александр пробовал курить лишь однажды, еще в седьмом классе. Табачный дым тогда колом застрял у него в горле и навсегда отбил охоту курить. Но теперь папироса была в руках, и Завидов уже чиркал зажигалкой. Пришлось прикурить. Александр легонько потягивал дым и тут же выпускал его, боясь закашляться, как восемь лет назад, размышляя, случайная ли это встреча с работником НКВД или преднамеренно-запланированная и что Завидову и Петровскому известно о нем.
— Вы с пополнением прибыли? — спросил лейтенант. — Что-то раньше я вас не видел.
— Я недавно вернулся из госпиталя, — ответил Александр, удерживая на языке тот же вопрос (в его положении лучше отвечать и ни о чем не спрашивать).
— А я из БАО, — сказал Завидов. — Прислали, когда полк перебазировался из Сак и остался без оперуполномоченного. А когда вернулся Петровский, его оставили на своем месте, меня в БАО задвинули. Откровенно говоря, у вас лучше: народ дружный, в бою проверенный.
Лейтенант затянулся несколько раз, подумал и продолжил:
— Правда, все течет, все изменяется. Моему коллеге теперь придется попотеть. Кстати, он еще не вернулся?
В столовой Александр слышал разговор, что командир полка улетел с оперуполномоченным на поиски немецкого самолета, где-то ночью севшего на вынужденную, но прилетели они обратно или нет, не знал.
— Вряд ли. В такую погоду найти самолет непросто.
— Уже нашли, — уточнил Завидов. — И самолет, и летчиков. Жаль, что в По-2 только два места, а то бы их доставили в полк. — Лейтенант вдруг заторопился, раздавил носком сапога окурок, протянул руку: — До свидания. Рад был познакомиться с вами. — Повернулся и зашагал в сторону аэродрома.
Александр постоял еще немного и вернулся в клуб. Дежурная все так же лихо козырнула ему, скорее сообщила, как старому знакомому, а не доложила: «Девушки уже на местах» — и проводила его до самой двери артистической, превращенной в класс.
Он вошел, и девушка, чем-то похожая на дежурную, отрапортовала: «Особое женское отделение в количестве десяти человек присутствует на занятиях. Командир отделения рядовая Бакурская».
Александр поздоровался, разрешил сесть и, обводя девушек взглядом, словно споткнулся на одной, черноглазой, черноволосой, удивительно похожей… Галлюцинация? Наваждение?… Тонкие сросшиеся на переносице брови, длинная — только у нее одной такая — шея… Такой она являлась ему, когда от боли в пояснице он терял сознание… Только не в этой солдатской одежде… Спина теперь почти не болит… Она смотрит ему в глаза, и он читает в них удивление, нет, уже радость. Или ему просто показалось? Теперь в глазах Ирины равнодушие, может, чуть заметное любопытство, с каким рассматривают впервые появившегося человека… Ирина это или не Ирина? Вот она опустила глаза, словно просила не раскрывать их знакомство.
Командир отделения Бакурская, перехватив его долгий недоуменный взгляд, поспешно встала и доложила:
— Извините, товарищ лейтенант, я вам не представила нашу новенькую, рядовую Гандыбину Ирину. Она прибыла к нам вечером.
«Так вот зачем нужен был я Рите», — догадался Александр и подосадовал на себя, что не разыскал сестру. Предупредила ли Рита Ирину, что у него другая фамилия и что никто не знает об их кровном родстве? Должна была предупредить. На всякий случай надо назвать себя. И он, поблагодарив Бакурскую, представился: