Сгоревшие розы
Шрифт:
Дорога неумолимо проносилась, я успевал охватывать лишь редкие участки дороги, и я начинал подумывать, что так и пройдёт моя жизнь. Так и буду ездить по стране, храня в машине огромный потенциал для своей жизни. Собственно говоря, здесь я его и похороню.
А что если всё это лишь сон? Вдруг сейчас я очнусь, и вновь окажусь дома в окружении своих родителей. Я выйду на кухню, и вновь увижу маму, которая готовит блины. Сразу почувствую сладкий, хоть немного и горелый, запах свежих блинов, и увижу отца, который сидит за столом вдумчиво смотря в газету, делая вид, что не замечает
Я открыл глаза, и увидел, что еду прямо на отбойник. Я нажал на педаль тормоза с такой силой, что должен был пробить пол ногой, но машина кивком остановилась, и я, едва не ударившись головой о руль, сидел в недоумении. Я не мог разжать пальцев, и всё также крепко держал рулевое колесо. Осмотрев дорогу, я понял, что я совсем один. Вокруг не было ни души.
Меня пронизывал холод. На дорогу опустился холодный туман. Казалось, что я очутился в каком-то злом, холодном и мрачном мире. Совершенно один.
Остановив машину на обочине, я перелез на задний ряд, и теперь я был готов погрузиться в свои сны, где меня вновь ждали ночные кошмары, смешанные со скорбью.
Ещё долго я лежал на заднем ряду, думая о новом дне, о тех проблемах, что я встречу впереди. Теперь же, когда я прильнул к мягкой обивке сидений, я ощущал, как по телу расплывается свежесть. Я забывал о проблемах и невзгодах, а в голове моей сверкала надежда на то, что скоро я обрету дом.
Новый дом, который станет моим зеркалом.
Глава 3.
Утро наступило столь же внезапно, как и сон пришёл ко мне. Тело моё покрылось мурашками, кровь стала холоднее, и я почувствовал, как по телу пробежала дрожь. За ночь салон автомобиля потерял накопленное тепло, и к утру я начал замерзать.
Выбравшись из машины, я полной грудью вдохнул чистый осенний воздух. Утро было прекрасным, хоть и крайне холодным. Зима приближалась огромными шагами. Нужно было начинать искать место, где меня примут.
Сев за руль, я снова вспомнил то, что случилось ночью. Из моей памяти никак не уходил этот эпизод, ведь я всё ещё видел, как на полной скорости еду прямиком на отбойник. Я помню, как заколотилось моё сердце, и как я вдавил педаль газа в пол, не думая, что мне поможет это.
Время текло, словно ручей. Не в силах я остановить его, и даже если намеревался сделать это, то безрезультатно. Мимо меня проносились деревья, лесные звери удивлённо смотрели на жестяную коробку, в коей я передвигался.
Сейчас я направлялся в не самый большой город к моей тётке. Она жила скромно, но была хорошим человеком, и я знал, что она приютит меня. На первое время, мне хватило бы и этого. Мне нужно было лишь поймать колею, встать в строй, найти своё место в обществе, и тогда я бы мог снова жить прежней жизнью. Я перестану докучать тётку, и уеду. Нужно было лишь вновь найти себя.
Путь мне предстоял не самый долгий. Я начинал уставать от автомобиля, но мне нельзя останавливаться. При первой удачной возможности, мне нужно избавиться от автомобиля, ибо, скорее всего, его уже ищут. Нужно и узнать не ищут ли меня, ведь если я в розыске, то нужно быть аккуратным.
Проехав уже не одну сотню километров, я стал понимать почему на дорогах так мало автомобилей. Это ужасно неудобное средство для передвижения. Особенно на длинные расстояния. Передвигаясь в этой «жестяной банке» я начал стареть быстрее, чем планировал.
Теперь я замечал, что многие люди живут так словно им не дано умереть. Словно мы можем жить, творя что нам вздумается, и никогда не пожалеем об этом. Вот только я начинал жалеть о содеянном. Я только-только начал скитаться, но я уже жалел о том, что натворил. Понимая, что оно того не стоило, хотелось вернуть всё обратно, отмотать время и поступить иначе, вот только как же всё это провернуть? Я не смогу вернуться обратно, и не смогу исправить свои ошибки. Мне нужно принять то, что я сделал, и научиться жить с тем грузом, что теперь висит на моих плечах.
Заехав в город, я сбавил скорость, и принялся аккуратно ехать по главному проспекту. У меня тряслись коленки, а в венах стыла кровь. Я страшился и боялся каждой фигуры, что могла подойти ко мне.
Уже свернув во двор одного старого дома, я не мог не отметить архитектуру этого города. Красивые и чистые улицы удачно гармонировали с опрятными старыми домами, построенными, кажется, ещё в 20-е годы. Вокруг меня царила умственная красота, которая пришлась бы по вкусу писателю, художнику, или любому творческому человеку. Но у многих людей, как правило, не было денег на жильё в таком доме, поэтому здесь жили люди, которые работали за троих, коей и была моя тётка.
Подъехав к нужному подъезду, я откинулся на сиденье, и положил руки на голову. Ураган, что бушевал сейчас в моей голове, сметал всё подряд. Я чувствовал, как уносились мысли из моей головы, как опустошалась голова, и я обретал свободу.
Убедившись, что содержимое автомобиля, да и сам автомобиль, не перейдёт в чужие руки, я забежал в подъезд, который внутри был больше похож на страшный сон моряка, нежели на обычный подъезд, какие я привык видеть. Стены этого подъезда были тёмно-синего цвета, и напоминали морскую бездну. Пробегая этаж за этажом, я чувствовал, будто проваливаюсь в океан, а безумный вихрь, что утянул не одного моряка, захватывает и меня, и я рискую стать его жертвой.
Остановившись у перехода с третьего этажа на четвёртый, я понял, что меня захлестнула волна пережитого. Всё, что копилось в моём разуме, вырвалось наружу под давлением этих стен, которые заворожили меня, словно они фокусник из цирка, а я наивный ребёнок, который доверяет каждому действию фокусника. С течением времени, эффект проходит и перестаёшь верить фокуснику, но с этими стенами было иначе… Они захватывали, пленили, и не отпускали.
У меня закружилась голова, я остановился у окна в подъезде, и смотрел на проходящих людей. Все они были одинаковы, но, в тоже время, такие разные. Человеческое многообразие в нашем мире захватывало дух, и меня забавляло то, что каждый человек хочет быть похожим на самого себя, хочет стать неповторимым и «единственным в своём роде», но в итоге всегда приходит к уже знакомому образу, теряя всякую надежду на то, чтобы стать неповторимым.