Схаас
Шрифт:
— Это что, они и в нас могут залезть? — обеспокоился Джок.
— Нет, конечно. У нас, у людей, есть душа, в нас нечего делать убогим ползучим сущностям.
— Ясно, — сказал Длинный Лук. — Тогда позволь спросить, Истер…
— Почему я так стремилась сюда, к руднику? Я должна знать свои возможности в Закатном мире. Клахар согласился на наши условия, он мечтает вернуться на землю и готов сделать это любой ценой. Но ты видишь, все не так просто. Мы с тобой должны немало поработать, чтобы привести орков на землю. Доспехи Рота смертоносны в любом мире, поэтому я не сомневаюсь, что мы победим штурканов даже меньшим числом. Но я должна испытать себя. А делать это на
— Чтобы он не знал, если у тебя что-то не получится?
— Ты прав, милый. И вот я сижу здесь и чувствую, что от меня мало толку. Это мертвый мир…
— Ты сказала: магия людей. А бывает и другая? — спросил Джок.
— У каждого народа магия своя. В древности очень сильна была магия эльфов. Но и она была бы здесь бессильна. Эльфийская магия связана с движением мира, а где здесь движение? Да я и не владею ею. Пока что — пока сокровища Драконовой горы не стали моими… Но не стоит говорить о них в столь неподходящем месте. Собственно, о них вообще не стоит лишний раз говорить.
— Понятно, — кивнул Джок и, помявшись, осторожно спросил: — А… твой повелитель?
— Про кого это ты говоришь?
— Все знают, что ведьмы — дочери дьявола, покровителя всякой нечисти. Разве его власть не поможет здесь?
Истер звонко рассмеялась:
— О Джок, радость моя! Неужели ты считал меня прислужницей сатаны? Выбрось из головы эти бредни. Вообще-то я собралась жить вечно, так что у моей души никогда не будет повелителя. А если тот, о ком ты говоришь, когда-нибудь потребует ее, я скажу ему: разве я когда-нибудь просила об этом даре? Разве я что-нибудь обещала взамен? Нет и еще раз нет. У него нет прав на мою душу, а значит, нет интереса помогать мне.
— Ну тогда я не скажу, будто мне жаль, — усмехнулся Джок Длинный Лук.
— Меня это тоже вполне устраивает. Старая Кора всегда говорила: не связывайся ни с Богом, ни с дьяволом, и все твое останется при тебе. Кора хоть и выжила из ума, но порой давала дельные советы.
— Значит, шаманство орков — тоже что-то особенное?
— Да, но о нем я знаю, наверное, еще меньше, — вздохнула юная ведьма. — Клахар говорил, что мысль орков — это всегда поиск соответствия своей сущности. Их магия должна строиться на том же. Кора учила меня заклинаниям орков, но не тому, как ими пользоваться… Это должна быть какая-то беседа с сущностями мира… В нашем отряде есть несколько шаманов, но они не могут обнаружить врагов, должно быть, потому, что их шаманы уже опередили нас. Если я права, то мертвые штервы не хотят выдавать штурканов. Им нет дела до исхода битвы. Сущности — голые искорки жизни, без мыслей, без чувств. Они безразлично пребывают в скалах, вливаются в живых, но даже тогда им остается долго ждать, много, много поколений, пока искорка их не породит пламя жизни… Я слышу их холодные, бесстрастные голоса. И ничего не могу им сказать, потому что им все равно. Я слышу их, вот они, повсюду здесь…
Истер подошла к юго-восточному окну и, запрокинув голову, проговорила:
— Мы камень от камня, земля от земли, мы с миром пришли и с миром ушли, мы зыбкая тень тишины, мы серая тень тьмы… Как вечное солнце, века и века текла под скалой ледяная река, несла наши искры в кипучих волнах, бурлила и пенилась на валунах… Мы брызги, мы волны, мы самый поток, мы север, мы запад, мы юг и восток…
Истер мотнула головой, стряхивая наваждение, по ее длинным волосам пробежала волна зловещего закатного огня.
— Пропасть… Вот о чем они поют. Нет, не поют, конечно, это все только слова, у них нет слов. Это то, чем они живут, ллугу, существуют. Мудрая и бессмысленная песня без начала и конца…
— Им нет дела, и они не помогут? Но как же штурканские шаманы, как ты сказала, с ними договорились, в смысле опередили нас?
Однако Истер как будто не слышала вопроса.
— Мудрая и бессмысленная, совсем как этот умирающий мир. Глупцы! — с неожиданно ядовитым презрением прошипела она. — Скоро этот мир опустеет совсем! Орки вернутся на землю, в свой родной край, штервы потянутся за ними, потому что сами не смогут жить без них… Уйдут и крайзоши, и волчецы, а вам останется вечное скитание в сумерках, вечное ожидание… которое уже никогда не сбудется, никогда! Никогда ваши искорки не разгорятся в теле сильном и умном, чувствующем, понимающем ужас и красоту жизни… И ваши искорки угаснут от безнадежности, ибо не Всевышним они возжены и невечны… И никогда не будет ничего. Ни ясного полдня, ни звезд, ни луны. На неподвижность обречены: река никуда вас не принесет и ветер уже никогда не спасет… — прочитала она нараспев, как заклинание, и тут же горько рассмеялась: — Да пропади вы пропадом! Я же слышу, как вы вползаете в тела штурканов, но вы обманулись, это ненадолго, они скоро умрут. Спешите перекинуться в калунов, в победителей…
Внизу послышались шаги, и над полом башни показалась голова Раххыга. Джок бесшумно скользнул к нему, схватил за плечо и прошептал:
— Ни звука! Спускайся и тихо жди нас внизу.
Раххыг удивленно изогнул свои тяжеленные надбровные дуги (такими бы орехи колоть, ни к селу ни к городу подумал Длинный Лук), но спорить не стал, исчез бесшумно.
Джок не понимал, что происходит, но чувствовал важность момента. Истер слепо шарила по скалам невидящими глазами, ее губы продолжали что-то шептать, а лицо все больше бледнело. Вожак Зеленой Вольницы осторожно приблизился и встал за спиной юной ведьмы. Ему удалось кое-что расслышать:
— А серые тени погаснут во тьме уже без надежды на помощь извне… Ни собственных мыслей, ни воли, ни сил, призыв безответный разверстых могил… Навеки окутает нас тишина… Тоскливые призраки горького сна…
И так без конца, без конца, без конца…
Одно и то же, поток слов, теряющих всякую связность, лишь растет в голосе безумное, звенящее напряжение. Лицо стало белее мела. Вдруг Истер пошатнулась, и Джок, испугавшись, схватил ее за плечи, развернул лицом к себе и хорошенько встряхнул:
— Истер, что с тобой? Ответь мне, Истер!
Она потянулась к нему, прижалась к груди, но так и не увидела, только шарила дрожащими руками по плечам и лицу Длинного Лука:
— Я… где? Где я? Джок!..
— Истер, да очнись же ты! — Он положил девушку на пол и накрыл своим плащом. Голова ее покоилась на левой руке Джока, правую юная ведьма обхватила пальцами с неожиданной силой.
— Джок, помоги мне… Я ничего не вижу, только серые… тени у края могил… Джок!
Длинный Лук озирался в отчаянии, но ничего стоящего придумать не мог. Что делать? Что вообще происходит?
Но делать что-то надо, ведь нельзя же потерять Истер! Она знает, как вернуться назад, как разгромить Рэдхэнда, она… Да что там, достаточно того, что она Истер. Он наклонился.
— Что я должен делать? — спросил он и, не придумав ничего лучше, принялся, неожиданно для самого себя, покрывать ее лицо поцелуями. И когда он коснулся губами ее губ, Истер вдруг обхватила руками его голову и ответила жадным, долгим, ненасытным поцелуем. Ему едва хватило дыхания, перед главами поплыли цветные круги, но вот девушка откинулась на его руку и глубоко вздохнула.