Шадамер и всякие небылицы

Уэйс Маргарет

— Из прошлой передряги нас вытащил я, милая, — сказал Шадамер, ухмыляясь окровавленными губами. — Теперь твой черед.

Тюремные камеры располагались под штабом гарнизона, массивным каменным строением, окруженным высокими стенами, внутри которых находились казармы, стойла для лошадей, здание штаба и учебный плац. Освещенная факелами, трещавшими в железных подставках, подземная тюрьма вмещала также и «камеры для допросов», в изобилии оснащенные самыми разнообразными пыточными инструментами, а в соседнем помещении располагался морг.

— Весьма

предусмотрительно, — похвалил Шадамер. В тесной холодной комнатушке на каменной плите покоилось тело брата Юльена. Его еще не обмыли. На нем до сих пор было коричневое одеяние, в котором его убили. Крови почти не было, с профессиональным интересом отметила Алиса. Рана, в точности такая, как описал Шадамер — небольшая, проникающая в самое сердце, — не могла вызвать сильное кровотечение. Лицо Юльена заливала восковая бледность, губы и ногти на руках уже начали синеть. Широко раскрытые глаза смотрели в потолок. На лице застыло выражение смертельного ужаса.

— Остановитесь! — приказал Шадамер, когда его проводили мимо морга.

В голосе Шадамера было что-то такое, что стражники по его команде остановились не раздумывая. Он отошел от них и встал, впившись взглядом в тело друга.

— Прости, Юльен, это я во всем виноват, — тихо проговорил Шадамер. — Прости меня. — Затем добавил великодушно: — Отлично, господа. Можете продолжать.

Сообразив, что они только что подчинились приказу пленника, стражники принялись виновато оглядываться по сторонам — не заметил ли капитан, — затем быстро схватили Шадамера и погнали его прочь.

Камеры располагались по обеим сторонам длинного и узкого темного коридора. На вбитом в стену крюке висели массивные железные ключи. Капитан снял связку с крюка и взял из подставки факел, чтобы осветить дорогу.

— В камеру в конце коридора, — приказал он.

В коридоре какой-то крестьянин большой метлой выметал из одной камеры груду вонючей соломы. Зловоние стояло невыносимое.

Все остальные камеры пустовали. В тюрьме царила зловещая тишина. Кроме журчания воды, Алиса не слышала ни звука. Она принялась гадать, что это такое, когда пол внезапно ушел у нее из-под ног.

Алиса в смятении вскрикнула. Потеряв равновесие, она балансировала на краю зияющей пропасти, до смерти перепуганная, что упадет. Стражники позволили ей так покачаться, потом вытащили обратно, грубо хохоча над ее испугом. Внизу, черный и вздутый, несся стремительный поток. Сточные воды, судя по запаху. Мимо нее пробрел крестьянин, высыпал в канаву охапку мусора, которую тащил. Потом потянул за веревку, свисавшую с потолка, и Алиса увидела, что веревка привязана к деревянной двери в полу. Дверь открылась.

— С другой стороны там решетка, — сообщил капитан. — Просто на всякий случай — чтобы вы не думали, что отсюда можно сбежать.

Стражники пихнули Алису вперед. Ее шаги по деревянному полу отозвались глухим эхом. Она прошла мимо камеры, занятой дворфом — темноглазым,

суровым, неряшливым, растрепанным и грязным. Он был закован в кандалы по рукам и ногам, а от оков шли цепи к каменным стенам, и когда арестованные проходили мимо него, он злобно зыркнул в их сторону. В ответ на вежливое приветствие, произнесенное Шадамером по-дворфски, он лишь сделал грубый жест закованной рукой.

Стражники втолкнули Алису с Шадамером в одну клетку, поставили их к стене и замкнули кандалы на их запястьях и щиколотках. Капитан с одобрением наблюдал за тем, как его подчиненные закрывают кандалы ключами, которые потом отдали ему. Затем он с грохотом захлопнул решетчатую дверь камеры и запер ее.

— Я требую… — начал было Шадамер, но требовать уже было не у кого. Капитан ушел, забрав с собой факел.

В камере было темно, как в могиле. Алиса не различала даже силуэт Шадамера, хотя он был прикован к стене всего в нескольких футах от нее.

— Шадамер? — произнесла она негромко, чтобы услышать его голос.

— Я здесь, — отозвался он. Немного помолчал, потом тихо спросил: — Ты видела лицо брата Юльена, Алиса?

— Да, видела. — Алиса решила, что лучше всего быть бесстрастной. Шадамер не одобрит слюнявого сочувствия. — Выражение его лица совпадает с описаниями жертв врикилей. Не вини себя. Ты ничем не смог бы ему помочь. Ты же сам сказал, что не можешь сражаться с врикилем.

— Особенно когда я прикован к стене. — Голос в темноте был исполнен горечи. Он досадливо звякнул кандалами.

— Ни разу еще не видела, чтобы ты признал себя пораженным, — сказала она. Ее руки были прикованы к стене короткими цепями по обеим сторонам от головы. Она попыталась повернуть голову так, чтобы можно было дотянуться до тугого узла волос. — Пожалуй, это даже трогательно.

— Надеюсь, ты не переменишь своего мнения, когда здесь появятся врикили. Что ты делаешь? — Он не мог ее видеть, но слышал позвякивание цепей в темноте.

— Ты же сам сказал, что теперь мой черед вытаскивать нас из передряги, — сказала она, не прекращая своих попыток. — Я спрятала в косе флакон с землей. У тебя есть отмычка?

— Вот видишь, все-таки я взял тебя с собой ради твоих рыжих волос! — заявил Шадамер. — Да, у меня есть отмычка, только мне ее не достать.

— Думаю, с этой бедой я справлюсь и без отмычки.

Ее настойчивые пальцы отыскали маленький флакончик, который она по привычке носила в тугом узле рыжих волос — именно на такой случай.

— Теперь молись, чтобы я его не выронила, — пробормотала она.

— Молюсь, — с жаром подтвердил Шадамер. Алиса заставила себя не торопиться. Медленно и осторожно она вытащила из флакончика затычку и отсыпала на ладонь щепотку земли. Потом сосредоточилась на каменной стене, к которой ее приковали, в особенности на той ее части, к которой были прикреплены кандалы, и закрыла глаза, чтобы лучше сфокусировать мысли.