Шаг в аномалию
Шрифт:
Послышались тяжёлое дыхание и шипящий мат. Это Новиков. Всё нормально. Сдвинулся с пути, пропуская уже троих людей. Пленник не сдавался, порываясь освободиться или хотя бы заорать. Измазанная грязью лапа Новикова держала извивающемуся человеку рот.
— Долбани ему по башке, — прохрипел Новиков Карпинскому.
Пётр, сглотнув, ударил пленника, тот сразу обмяк и перестал извиваться.
— Ф-фу, — опустился на землю Новиков, — ну и силища, вроде небольшой мужичок, по сути пацан ещё. А силён, как кабан, еле дотащили.
— Прикинь, я его первый раз не достал прикладом, вывернулся —
Лопахин, тяжело дыша, сидел, вытирая лившийся со лба пот.
— Всё, потащили его в лодку, пока не очухался.
— Может, сначала портки ему наденем? — Женька показал на измазанного грязью пленника.
— Вот ты и надевай, — ухмыльнулся Новиков.
Небольшого роста пленник был неожиданно тяжёлым, тащить его было сплошное мучение, а если прибавить вьющуюся мошкару, топкую грязь под ногами и оглушающую жару, которая бывает лишь у водоёмов средь полусухих зарослей осоки, то картина подвига с похищением получалась полной.
— А зачем вы его? А, понимаю… — начал было Кузьма.
— Не болтай, принимай его, бережно. Как бы лодка не перевернулась. — Новиков озадаченно смотрел, как та оседает на воде.
До струга доплыли с превеликой осторожностью. С кораблика скинули верёвочную лестницу. Судя по удивлённым возгласам сидящих на вёслах казаков, Репу узнали.
— Андреич, а теперь или рвём когти назад, или к Смирнову! — обратился Новиков к Вячеславу.
— Кто это, Василий, ну зачем надо было, ушли бы споко… — Вячеслав начал было упрекать Новикова.
— Кузьма, ну-ка повтори, кто это? — перебил начальника Новиков.
— А что? Московского литейного приказу плавильщик, Хрипунову его в Тобольске…
— Налеглись на вёсла, пока не хватились его, быстро выходим на широкую воду! — оборвал казака Вячеслав. — Ветер ещё наш пока.
Струг выходил с протоки на реку, мужики из всех сил работали вёслами, прекрасно понимая, что от этого зависит их жизнь. Ускользнуть незамеченными, конечно, не удалось. В лагере хрипуновцев поднялась суматоха, в бинокль было видно, как забегали фигурки, указывая на уходящий струг. От стоянки казаков отвалил один струг, потом второй вдогонку за пытающимися уйти врагами. А третий остался, видимо, или со стругом проблемы, или раненые появились в результате отбора ясака, или решили справиться с беглецами силами казаков, поместившимися в два первых.
На струге течение Ангары чувствовалось сильнее, чем в лёгкой лодке или на моторке тем паче. Морпехи сменили хиловатых тунгусов на вёслах. На второй час гонки стало ясно, что скоро казаки настигнут струг белореченцев. Расстояние между кораблями сокращалось, а с момента начала гонки оно сократилось уже очень сильно. Сказалась выучка и слаженность казачьего коллектива.
— Придется принимать бой, а не хочется стрелять в них, чёрт возьми! — прорычал сидящий на вёслах Вячеслав.
— Правим к берегу, Андреич! — крикнул Новиков с другого борта.
Вячеслав мрачно кивнул и огляделся, вдали показался Шаман-камень — скала посередине истока Ангары, ворота в Байкал.
— Правь туда, Кузьма! — Вячеслав указал стоящему на руле казаку направление.
«Правильно,
Оглушённый пленник тем временем зашевелился.
— Цыц, Иванко. Лежи смирно, и ничо дурного тебе не сдеется. Неча было с Хрипуновым оставаться, — довольно миролюбиво заговорил с Репой Кузьма.
— Нешто я выбирал, Кузёмка! — со злобой выплюнул Иван.
— Не Кузёмка, а Кузьма Фролыч, ты мне в сыны годишься! — Кузьма наставительно пошевелил указательным пальцем у лица Ивана.
Тот лишь мрачно кивнул в ответ.
Струг вошёл в небольшую бухточку, образованную песчаной косой.
— Глядите, причал! — Лопахин указывал на дощатое сооружение, широкой змеёй протянувшееся на несколько метров.
Было видно, что причал не был закончен, рядом с берегом были сложены поленницы из заготовок для дальнейшей работы. Чувствовалось присутствие людей, пахло дымом костра и ароматом приготовленной пищи. Перед взором людей было довольно большое пространство песчаного пляжа с вкраплениями камней и выброшенного на берег плавника. Чуть поодаль начинался лес, плавно переходящий в совершенно зелёные холмы. Справа Карпинский узнал большое кострище, где собирались туземцы для отправления шаманских обрядов и ставились временные чумы. Сейчас там было лишь нагромождение крупных валунов, на которых когда-то сидели туземцы.
Он глянул наверх. Мешало солнце, он попытался прикрыть глаза ладонью, но увидел то, отчего забыл обо всём на свете. К ним из леса бежали люди.
— Андреич! Наши! — радостно выкрикнул Карпинский.
Бежавшие — а это были несколько тунгусов и морпехи, числом около дюжины — что-то кричали и махали шапками. Наконец кораблик пришвартовался к причалу, люди стали выходить на берег, выносить грузы, особенно смешно в этот тревожный час было выносить четырёх поросят.
— Это подарок Смирнову от Бекетова! — с мрачной улыбкой крикнул в толпу встречающих Вячеслав.
Разглядев глазами мичмана Васильева, он спросил у того:
— Николай, а Смирнов-то не тут, случаем?
— Нет, Вячеслав Андреевич, я тут за старшего. Полковник приказал строить тут форт, смотреть за рекой: если кто на Байкал входит, то сразу отправлять вестового в посёлок. Дорогу торим — ну, в смысле расчищаем путь до посёлка, столбики ставим, чтоб не заплутать. Это вон его забота. — Николай кивнул на Алгурчи. — Он теперь у них главный.
— А, Алгурчи, привет. Так ты теперь за Хатысму, что ль? Экий хитрец…
— Он головой за дорогу отвечает, ну, чтобы не зарастала и чтоб её видно было, — засмеялся Васильев. — Так что влез в главные тунгусы — отвечай теперь за поставленные задачи. А, Алгурчи!
Николай хлопнул тунгуса по спине, отчего тот сконфузился и закивал. Говорить по-русски он так и не выучился, но понимал, видимо, уже всё.
— Ладно, Николай, за нами два струга с казаками идут, надо в лес отойти.
— У нас там две избушки стоят уже…
— Ну и отлично. Берег прекрасно простреливается, так что я не думаю, что они тут сунутся. Главное, чтобы наш струг не спалили.