Шаг в аномалию
Шрифт:
Первой в новом поселении была заложена школа, далее цепочкой закладывались дома и хозяйственные постройки, постепенно выходившие к лугам, селение сразу же обносилось частоколом. Рядом со школой была пристроена охранная изба, ставшая поселковой казармой.
Всемил поначалу резко противился тому, что все дети переселенцев в обязательном порядке должны посещать школу, чтобы получать знания, однако после трудных разговоров с Соколовым и уверений того, что никто не посягает на их верования и уклад жизни, он согласился на это. Кроме того, поселенцам пригнали часть тунгусских овец и всех коз, чтобы более близкие к реальной жизни крестьяне
Казаки Усольцева также разделились, пятеро бородачей во главе с Матвеем были поселены в Прилоге. А остальные, с трудом приспособившись к норовистым бурятским лошадкам, должны были охранять посёлки Усолье и Ангарский, расположенный в устье Китоя.
Новоиспечённый ангарский князь Вячеслав Соколов тихим осенним вечером сидел за столом и в скудном пламени смоляной свечи, будь она неладна — все глаза попортишь, подбивал бюджет своего княжества. В целом выходило неплохо: снятые урожаи радовали, железные изделия для хозяйственных нужд и на будущий обмен с туземцами регулярно пополнялись. Ну а главное — запасы на зиму уже были на треть больше прошлогодних, хорошо идём! Ещё две женщины на сносях, неплохо, да у новоприбывших тоже есть несколько беременных на разных сроках. Девок там много, кстати, да и красотки-то какие. Правильно казачков мы к ним подселили, может, ещё несколько семей образуется, надо бы и охламонов Радека пристроить. А то солдатики себе туземных жён понабрали, и не по одной. Ну и что, что многожёнство, — главное, чтобы детей рожали! И побольше…
Размышления Соколова прервал короткий стук в дверь. Подняв глаза, в тусклом свете подвешенного у дверного проёма стеклянного фонарика он увидел морпеха, который деловито доложил:
— Вячеслав Андреевич! К вам Вигарь просится, тот, что корабли привёл…
— Да, да, я помню. — Вячеслав поднялся из-за стола, чтобы встретить помора у дверей. Морпех, посторонившись, пропустил к князю немного робеющего Вигаря. — Ты поклоны мне не бей, проходи, садись! — Соколов отодвинул стул от Т-образного стола и сел так, чтобы Вигарь был напротив. Тихонько потрескивали дрова в греющейся на ночь печи, с улицы доносились звуки готовящегося к отбою посёлка да собачий перебрёх. — Как здоровье, как люди твои, хорошо ли всё? — начал разговор Соколов.
— Бог миловал, я да все товарищи мои живы-здоровы, благодарствую, — осторожно, выговаривая каждое слово, ответил Вигарь.
— Зови меня Вячеславом, Вигарь. С чем пожаловал?
— Приплыли мы со товарищи в эти неведущие земли по указу людишек твоих. Так вот, обещались они за удачное, по воле Божьей, доставление уплатить нам, помимо прочего, и рухлядью мягкой. Се учинилось ведомо тебе токмо сейчас?
— Да, не знал я этого. Но ничего, уплатим тебе и шкурками, за отличную работу не жаль, — сказал Соколов, отметив, как явно Вигарь повеселел.
— А что, Вячеслав, и то великое озеро, и берега его тоже вашего княжества пределы?
«Эка хватанул! Но почему бы и нет?» — подумал князь ангарский.
— Да, Вигарь. Озеро это Байкалом зовётся.
— Хотевши узнать я о том, ежели надобно тебе буде людишек ещё до княжества твоего вести, то я завсегда готовый к сему. Путь я добро ведаю и пороги знаю — все отмечены. Токмо вестишку дай через людишек своих.
— Конечно, Вигарь! — Вячеслав встал из-за стула и заходил взад-вперёд между столом и лавкой.
«Ух ты, жарковато
Вячеслав наконец обратил внимание, что помор, выпучив глаза, пялится на его правую руку.
— Знак Сокола! — прохрипел Вигарь.
— Как?.. — не понял Соколов.
На руке ангарского князя пониже локтя красовалась татуировка, сделанная ему ещё в Советской армии земляком из Луцка, — украинский трезубец.
— Род Сокола, знамо дело. Се теперича ведомо стало мне.
Вигарь встал, скомканно попрощавшись, у двери отвесив поклоны, скоро вышел из комнаты, оставив Вячеслава в полном недоумении. Он присел на стул, с шумом выпуская воздух из надутых щёк.
«Вот задачки-то предки задают!» — и потёр татуировку. Последнее время он всё хотел было свести это юношеское баловство, больно уж нелепо оно выглядело в свете ведомой Украиной политики. Да всё как-то не доходили руки, а точнее, ноги до салона — то времени не хватало, то откладывал, то забывал. А вот поди же ты…
Дверь снова приоткрылась, на сей раз без доклада. Это значило только одно. Он рывком встал, сердце его забилось.
— Ну что, ты свободен, Слав? — проворковал женский голос.
— Конечно, Дарьюшка!
— Да осторожней ты! У меня чайник горячий. — Она хотела ещё что-то сказать, но её губы оказались в плену страстного поцелуя.
Глава 14
ПРОКОПИЙ СЛАВКОВ, БЕЛОЗЁРСКИЙ ПЕРЕСЕЛЕНЕЦ.
Многое удивляло Прокопия: и красоты неземные Ангарского края, и пустота земли этой, а огромные расстояния, отделяющие родное Белозерье от Ангары, приводили его в священный трепет. Вскоре, однако, трепет этот ушёл, вытесненный более приземлёнными причинами.
Первый раз он удивился, когда по прибытии на речной крепостной остров, после первоначальной суеты разгрузки, ставшей потом размеренной и спорой, воины-ангарцы на руках заносили ослабевших детей в крепостные помещения и помогали дойти до неё остальным, несколько бывших там женщин кормили малышей с ложки, пока матерям раздавали одеяла и еду. Ему тоже вручили миску с куриным бульоном и плавающей в нём разваренной крупой, морковкой и незнакомым овощем, приятным на вкус, также дали чесноку для «профилактики». Оказалось, к их приезду готовились. Их деревня, названная Ангарской, которая в будущем должна будет стать столицей княжества, была заранее распланирована, даже заложены избы. Крестьянам помогали в постройке местные мужики, весёлые бородатые люди, разговаривавшие на каком-то русском наречии, прежде не слыханном Прокопием. Нет, всё было понятно, просто некоторые слова вводили Прокопия в ступор.
В возводимом селении крестьянам раздали в дополнение к имеющимся у них железные орудия труда, инструментарий для обработки земли, даже ножи и посуду. На каждую семью выдали одеяла, выделанные шкуры, отрезы кожи для того, чтобы крестьяне могли чинить одежду и обувь. Следующее сильное удивление Прокопия вызвало то, что в только что построенное для общины помещение для животных завели двух олених с двумя же телятами, в огороженном углу устроили двух коз, в другом углу, за перегородкой, — ждущую опороса свинью. Дровяная печь и хитро выведенные дымоходы обогревали помещение.