Шаг в небо
Шрифт:
– Ты с Вовкой дружил? – меня окликнул один из наших. Петя Кулик, самый старший в нашей десятке Он даже не студент был, а аспирант, но полицаи не поняли разницы. Занимался чем-то там, связанным с автоматикой на железной дороге. Наверное, он очень любил свою науку и всем рассказывал про разные пульс-пары, защиты от собаки с цепью и тому подобные железнодорожные штуки. Но никто из нас не хотел слушать его неоконченную диссертацию.
– Я его много лет знал. Мы не очень, чтобы закадычные друзья. Рядом жили, поэтому у нас все было просто. То по месяцу не виделись, то он у меня торчал сутками. Он добрый был парень. И брата его убили. Несколько дней
– Слушай, Петя, я вот что думаю, ведь сейчас жизнь наша стоит совсем ничего, – я уже не мог остановиться. – Но неужели этот концлагерь окончится когда-нибудь? Что, просто выпустят и все? Типа, прошли школу жизни. Зачем мы здесь вообще? Я не понимаю. Веники эти идиотские в обмен на жизнь собирать? Бред.
– Тихо, не так громко, Юзик вон, ухо востро держит, – Петя, конечно, был более осторожен. Он старше и больше меня знает. – Но ты, наверное, прав. Что-то тут не так.
– Слушай, а что делать? Ведь всё! Если вмиг пали великие государства и армии, даже огрызнуться не успели, что могу я? Я только выжить хочу, только выжить, – я говорил почти шепотом. Как сам с собой.
– Ну и надо выживать. Искать шанс, чтобы выжить сегодня, чтобы потом…
– Петя – потом не наступит! Оно уже не наступило для многих. Может, и для моих родителей тоже. И все гибнут непонятно ради чего! Что мы сделали в нашей жизни такого, что стали жертвенными баранами?!
– Это что за бараны там? – черт, Юзик услыхал, – это кого вы там баранами обзываете?
– Юзик, мы про шашлык говорим! Мечтаем! – Петя не дал мне раскрыть рот.
– А, ну помечтайте, помечтайте! – Юзик, конечно, сам баран порядочный, – а мне по должности на обед дадут!
– Петя, – я постарался говорить совсем тихо, – ты как думаешь, хоть кто-то сопротивляется? Хоть кто-то?
– Ты сопротивляешься, – неожиданно ответил Кулик. – Я сопротивляюсь. Нам надо выжить. Просто выжить, без каких либо условий. Кроме одного, остаться людьми. Такими, которыми мы были раньше. А это сложнее, чем просто выжить. Намного сложнее.
– Такими мы уже никогда не будем, – я опять чуть было не перешел на крик. – Да и что могу я, или можешь ты сам по себе? Выжить и то не получается!!!
Петя не ответил. А может и ответил, но я не расслышал. Я ответил себе сам. Человек может все. Я могу все. Я не могу позволить себе, чтобы Вовка, его брат, и многие другие умерли просто так. Они ведь были первые, кто сказал «нет». Я смогу все. Я отомщу.
Расчищали мы совсем не бункер. Какую-то разрушенную мастерскую. Там, видно, машины раньше чинили. А потом взорвалось это заведение к чертовой матери. Или сенты жахнули со своего транспортера. Юзик и тут проявил осведомленность – заявил, что начальник лагеря хочет сделать для себя фирму и с разрешения властей нас привлекает на полезные виды работ. Так что мы должны учесть, если поработаем как надо, нас отметят. Интересно, как?
Работы было много. Все сразу пошли вглубь двора к бетонной пристройке. Там был самый большой завал. Юзик велел его первым разгрести. Я на секунду задержался и говорю ему: «Смотри тут, в основном здании, много арматуры торчит», и предложил – «Вон аппарат сварочный, газовый, можно порезать все нафиг, и работу сделаем быстрее». Юзик заявил, что если умею, то могу попробовать. Но если я понтуюсь, и просто не хочу руками работать, то он со мной разберется. А то много умников городских развелось.
Баллоны газовые стояли в углу. Я там полазил, нашел один с кислородом, их ведь в голубой цвет красят. Я ещё раньше придумал, что надо делать. Аккуратно смазал маслом вентиль и патрубок выхода тоже. Банка с густым маслом, скорее всего, солидолом, валялась под верстаком. И нацепил сверху шланг, соединенный с резаком, как будто он привинчен. Резак я нашел там же, в верстаке. Ну и говорю: «Я должен сейчас шланг с соплом подтянуть к арматуре, которая за стенкой, а ты потом вентиль открой». И объяснил, что нельзя, чтобы баллон рядом с горелкой находился, потому что если утечка, то возможно воспламенение.
Я разложил шланг так, чтобы самому за стенкой бетонной оказаться. И кричу Юзику: «откручивай!».
Я, конечно, сильно рисковал. Это в книжках пишут, что при соединении масла и кислорода происходит чудовищный взрыв. А вдруг баллон пустой или вообще, не взорвется? Но в книжках не врали. Только, сползающие по стене мозги, вперемешку с кровью выглядели отвратительно. Гадко было еще и потому, что сразу после взрыва прискакал кролик, или заяц, я не очень их различаю, и стал это все слизывать. Он совсем не боялся ни меня, ни сбежавшихся ребят. Но мы и не хотели подходить близко. Так, постояли молча.
Работу пришлось доделать, задание есть задание. И в лагере никто из полицаев ничего не сказал. Только главный приказал построиться, посмотрел на нас безразлично, ткнул в меня пальцем и заявил:
– Теперь ты будешь старшим десятки, – потом подумал и добавил так, с вальяжным отвращением: – восьмерки. Но норму мы вам не снизим. Или снизим. Надо посмотреть.
Глава девятая
Вы попробуйте украсть шашлык в шашлычной и сразу его слопать на виду у повара. Хотя нет, это совсем не то ощущение. Так муторно я себя вообще никогда не чувствовал. Хороший психолог был, тот, кто это придумал. Или они издеваются над нами без злого умысла, просто по велению души? Я ничего плохого не увидел в том, что я стал старшим, может, даже наоборот. Но вот на утро, когда после подъема отправились на завтрак, я понял, как крупно влип и впервые после назначения меня старшим испугался всерьез. Даже полицай, который ходил в столовой между столов – следил, чтобы соблюдали правила и порядок, что-то почуял. Остановился возле нашего стола и стал так внимательно на меня смотреть. Как я буду жрать омлет с ветчиной, когда остальным опять брюквы накидали? Даже ботву толком не отрезали. А я не знал, могу ли я просто не есть или это тоже наказуемо. И давился этой гадостью. Потом, когда мы вышли из столовой, и я должен был построить группу, меня вывернуло наизнанку. Еле успел к кусту отвернуться. Полицай заметил и стал говорить, что свиньи всегда найдут дерьмо и нажрутся. Но делать ничего не стал, ограничился руганью. Наверное, блевать старшему по группе не запрещалось.
А потом, как обычно, раздали наряды на работу. Нас послали траву на обочине шоссе вырубать. Выдали тупые палаши и приказали: «Норма – километр в час». Мы сначала молчали. Я не мог говорить, думал, все считают меня предателем или ещё хуже. А я считал себя вообще, не знаю кем. Вспоминал, как я этому Юзику руку в поезде жал, как Толик, мой приятель, тоже в полицаи подался… А Ива, интересно, где она? Сашка, остальные – где? Интересно, а где сейчас Пыльцын? Алла-Эмаль, и другие, что со мной в ролевке играли… Как хорошо было. Тоже в лагерях? Небось, не стали бы как я с мразью вроде Юзика якшаться? Выкинь я его из поезда тогда…