Шаг за грань
Шрифт:
– Вот вам за Машку, за Ленку! – прорычал мичман. – И ты тоже сдохни, с-сука!
Второй рейдер сторков превратился в ослепительную звезду, и Антон завыл от радости. Это вам не беззащитных убивать, твари!
Чужие не были готовы к такому оружию и к такому обороту дела. И все-таки атака не прекратилась. Сторки не уступали землянам в отваге, а биомашинам дайрисам был и вовсе неведом страх в человеческом его понимании. Да, они потеряли уже десятую часть кораблей – много больше, чем первоначально рассчитывали, – но все-таки прорвались на дистанцию огня своего оружия. И теперь…
Антон ощутил, как содрогнулся огромный корпус линкора, и сразу же завыли аварийные сирены.
– Попадание в шлюпочный отсек! – выкрикнул Белобородов. – Аварийные партии на шестую палубу!
«Ох, елки! – подумал Антон. – Я же там должен быть! Мне же голову оторвут потом… если будет какое-то «потом»…»
…Сражение превратилось в свалку,
Земляне горели молча.
Для Антона эта битва стала минутой сумасшедшей кутерьмы – чернота неба, исчерченная выхлопами двигателей и трассами ракет, крики и команды в наушниках, ослепительные сполохи плазменных выстрелов, попадающих в защитное поле корабля, – пока оно не рухнуло и корпус линкора не задрожал тяжело под градом прямых попаданий. Сознание его вырвало из битвы, и запомнились лишь какие-то обрывки: разлетевшийся в пыль рейдер дайрисов, попавший под полный бортовой залп… подбитый, рассыпающийся на куски под огнем сторк – он упрямо шел и шел вперед, разбрасывая вокруг пламя и ошметки корпуса, пока под дикий, восторженный рев на чужом языке в эфире не врезался в крейсер «Самара» и не исчез с ним в одной чудовищной вспышке…
А потом очередной залп ударил прямо в башню.
Вначале Антон даже не понял, что случилось – белая, ослепительная вспышка, мгновенные росчерки летящих обломков – и вдруг тишина. Страшная. Мертвая. Несколько секунд мальчишка ошалело крутил головой, пытаясь понять, что происходит. Потом увидел…
Левое орудие было разбито – чей-то меткий заряд попал прямо в амбразуру, пробил качающийся щит и разворотил кожух орудия, из которого сейчас хлестала и тут же превращалась в пар охлаждающая жидкость. Там зияла рваная, с раскаленными, загнутыми внутрь краями дыра, и в нее светили равнодушные звезды. Капитан Изылметьев был мертв – осколки настигли его прямо на боевом посту, – и мичман Кузякин, и вообще все, кто был в башне, – по какой-то дикой прихоти судьбы они миновали лишь случайно оказавшегося здесь мальчишку, словно смерть пришла сюда, сверяясь со списком расчета орудия, и мальчишка оказался «лишним». Трансляция молчала, половина приборов была разбита, но экран наведения еще горел, голос наводчика с поста локации повторял коррекционные цифры… и на экране Антон увидел сторка, идущего на второй заход. Разбив последнюю в кормовом секторе башню, он спокойно и как-то неторопливо, с уверенным профессионализмом опытного, расчетливого и храброго пирата заходил сзади, целясь в сопла двигателей – самое уязвимое место любого боевого корабля. С каждым мигом вражеский корабль становился все больше и наконец занял весь мир.
«А ведь я сейчас тоже умру», – подумал Антон.
Словно сама по себе его рука потянулась к джойстику наведения – покорно ждать смерти было противно самой натуре русского, землянина.
Невероятно, но разбитая, с мертвым экипажем башня была еще жива – тысячетонная громадина дрогнула, и двадцатиметровые стволы орудий уставились прямо в лоб сторку. Тот еще мог бы выстрелить, но сидевших за пультами на миг парализовал священный ужас непонимания, словно сраженный наповал витязь вдруг поднялся и занес над головой врага меч.
«Он слишком близко от меня, – подумал Антон, нащупывая пусковую кнопку. – Даже если я в него попаду, это уже ничего не изменит. Мы умрем вместе. Пусть!»
Последнее уцелевшее орудие толкнулось в палубу мягкой, но ощутимо сокрушительной мощью отдачи.
Вспыхнув сразу белым, желтым и фиолетовым пламенем, огненный шар, только что бывший рейдером, распался на тысячи осколков.
Лишь много позже Антон узнал, что исход всего боя решило оружие,
Первыми дрогнули дайрисы – им и правда не был ведом страх живых существ, но их холодные искусственные умы подсказали им, что дальнейшее продолжение атаки… нерационально. Все одновременно, словно внезапно повернувший косяк сельди, их корабли начали выходить из боя, безжалостно бросая сторков, которых – как и вообще все формы органической жизни – дайрисы глубоко презирали. Сторки еще какое-то время продолжали бесполезные атаки – спасая уже не исход сражения, а единственно свою честь, – но потом дрогнули и они. Самые упертые погибли, до остальных постепенно начало доходить, что дело пахнет керосином. Хотя три земных линкора были уничтожены, а еще четыре – серьезно повреждены, земной флот сохранил строй и упорно двигался навстречу нэйкельцам и джаго, к которым уже со всех сторон слетались корабли земных легких сил. Сейчас это уже никому не казалось смешным. Две трети атаковавших земной флот рейдеров были уничтожены или выведены из строя. Даже если нэйкельцам и джаго удастся одержать победу, колоссальный размер потерь сам по себе пошатнет Альянс и изменит расстановку сил в непрочном союзе…
Вторая фаза сражения сильно отличалась от первой – как по тактике, так и по составу применяемых сил. Здесь в состав земного флота входило полсотни ракетных крейсеров – дешевых, с небольшим экипажем, кораблей, каждый из которых представлял собой, собственно, увешанную ракетными контейнерами ферму с двигательным блоком на одном конце и жилым модулем – на другом. Каждый мог выпустить свой боекомплект одним залпом – но, как и в первый раз, ракеты были запущены тремя волнами. Теперь их было десять тысяч – туча, внушавшая ужас одним своим количеством. Чужие не смогли помешать запуску – теоретически, это смогли бы сделать уцелевшие рейдеры, но большая их часть уже вовсе не рвалась в бой с землянами, а тех, кто все же дерзнул, встретили земные фрегаты и эсминцы. Здесь сторки могли вести бой на равных, но их осталось слишком мало, и даже эти немногие быстро усвоили, что победить землянина – значит умереть. Сходясь в бою, легкобронированные корабли обычно уничтожали друг друга. Вот только земляне оказались готовы к этому, а сторки – нет. К тому же многие из них просто не видели смысла рисковать жизнью сейчас. За Сторкад – да, за Сторкад они были готовы погибать. Но отдавать жизни за надменных трусоватых нэйкельцев или за вонючих дикарей джаго, которые тащатся за спиной? Увольте. Многие сторкадские капитаны меняли курс, занимая откровенно наблюдательную позицию, считая, что их участие в этой битве – во всех отношениях лишнее. Нэйкельцев никто из них не любил – и, если те получат хорошую трепку… что ж, сторки не имели ничего против. Что же до джаго – то любой сторк, даже Безродный, мечтал увидеть их всех валяющихся дохлыми в большой яме с грязью. Эти смрадные крысы оскорбляли Вселенную одним своим существованием.
Нэйкельские корабли были утыканы оборонительными орудиями – пусть не против ракет, а против малых кораблей – и потому могли считать себя в относительной безопасности. А вот джаго, традиционно презиравшие оборону, чувствовали себя весьма кисло, пока не поняли, что ни одна ракета не направлена на них. Нэйкельцы дрогнули, их корабли ломали слишком тесный, сбитый для линейного боя строй, стараясь рассредоточиться, выйти из-под удара, но было уже слишком поздно.
Когда их защитные орудия открыли огонь, первая волна ракет взорвалась – вся, одновременно, выжигая сенсоры наведения, радары и глаза неосторожных наблюдателей. Защитные системы устояли – хотя бы частично, – и орудия продолжали огонь, но вторая волна ракет взорвалась совсем близко, ломая щиты, а третья ударила в цель.
Позднее этот придуманный адмиралом Шалыгиным тактический прием назовут «тройной чесалкой». Со стороны могло показаться, что он почти не дал результатов – был уничтожен едва десяток нэйкельских линкоров, – но корпуса почти всех уцелевших оказались оплавленными, их защитные поля и орудия были выведены из строя. А на них заходили полтысячи земных истребителей, каждый из которых нес торпеду с термоядерным зарядом. Кому-то из них не везло, и он попадал под огонь еще действующих нэйкельских пушек, чьи-то торпеды влетали в поля защитных эффекторов и таяли, распадаясь белыми искрами. Но многие и многие попадали в цель – и, когда двухмегатонная боеголовка срабатывала, толщина нэйкельской брони тут же теряла всякое значение. Двухкилометровые корабли-чудища массой по восемьсот миллионов тонн каждый превращались в облака раскаленных обломков, разлетавшихся с космической скоростью.