Шаг за грань
Шрифт:
– Гад! Какой ты гад! Лучше сто раз проиграть, чем один раз – победить с такими гадами, как ты!!! Гад! Гад! Гад!
Яростный крик, его отрывистые слова не били – они словно клеймили.
Только теперь Ярошевский замолчал и ссутулился.
В личном деле расстрелянного по приговору военного суда капитана Ярошевского было отмечено, что его родители, жена, младший брат и две дочери – трех и пяти лет – погибли во время боевых действий на Китеже.
А на короткую церемонию погребения сторкадских мальчиков в космосе пришло неожиданно столько людей, что им не хватило места на парадной палубе.
17. Долг
Второй год Галактической войны
Пожалуй, никогда еще Варшау – древний город на стыке Империй – не был так многолюден, как сейчас.
Люди переполняли город, и временами
Военные и гражданские. Ошалелые и от этого пронзительно-шумные делегации школьников – самых разных победителей и призеров, получивших право приехать сюда в награду. Дворяне. Фермеры. Рабочие. Женщины и мужчины. Жители Земли и космических колоний. Оба Императорских Двора и весь Большой Круг. Флаги, флаги, флаги – самые разные флаги…
Не меньше пяти миллионов человек (и много тысяч не-людей) съехались сюда. Событие же, которое должно было состояться сегодня, будут смотреть более миллиарда только людей. Сколько самых разных инопланетян увидят его на экранах трансляторов – было трудно себе даже представить.
Вместе с людьми по городу волнами перекатывался обычный шум – и пение разноголосое, разноязыкое, замешанное на военных маршах. Было от чего просто-напросто ошалеть.
Молодой парень в простой одежде, по виду – рабочий, попавший в это кипение прямо с трапа самолета, не ошалел. Может быть, потому, что думал о своем и смотрел по сторонам как-то отстраненно…
…Мимо возбужденно пронеслась компания из десятка мальчишек в пионерской форме с яркими табличками «Добровольный помощник» на груди. Это были местные ребята, шедший по окраинной улочке между древних домов юноша уже несколько раз видел их – то бегущих вот так куда-то, то просто исполненных гордости за родной город и чувства собственной значимости, вышагивающих рядом с приезжими: вся пионерия Варшау была мобилизована для того, чтобы помогать на улицах «не местным» – показать дорогу, рассказать что-то, проводить куда-то… Вместе с земными мальчишками бежал нэрион – азартно прижав уши, на груди национальной рубашки – алый галстук пионера, инопланетный мальчишка перекликался с худощавым рыжим парнишкой на посвистывающем и цокающем языке, непринужденно вставляя в перекличку русские и английские слова… Юноша проводил их глазами и грустно улыбнулся, посмотрел на часы – явно не просто так, он чего-то ждал. И, судя по всему, времени до этого события оставалось еще немало.
В кофейне, куда он заглянул, хозяин – пышноусый атлет – сразу махнул рукой, предотвращая попытку достать бумажник:
– Никаких денег, пане! Сегодня все и для всех – бесплатно! Жаль, что посетителей маловато… – он обвел взглядом зал, посмотрел в большое окно-витрину и воспрянул духом: – Ну да ничего! Как парад начнется – так набьются, это право слово верно! Тогда и скучать не придется… Вам чего подать-то?
Юноша заказал кофе, печенья и почти не удивился, когда хозяин, принеся заказ, устроился на стуле рядом и завел разговор. О том, что «всех своих» он отпустил погулять в такой день, что старший сын с женой и маленькой дочкой у него живет на Китеже и как волновалась вся семья, когда Чужие напали на планету, но «бронь божи!», Чужие никого у сына не убили, хотя он сам дрался с ними в ополчении, а жена и дочь прятались в лесу у туземцев. И что двоих этих туземцев сын недавно привозил сюда, показывал Землю, и что «люди они добрые весьма, а что дикие – так и что?» И что младшего недавно с тремя одноклассниками поймали аж на Арконе – почти пробрались на космодром, чтобы лететь на Флот и вступить в него юнгами; пришлось всыпать, но несильно, уж очень дело большое. И что у дочки парень погиб в «большом сражении в космосе, знаете, конечно?» – хороший был парень такой, рос на глазах, дружили с дочкой с детства – и дочка, которую наотрез не взяли на Флот, теперь записалась на курсы медсестер, «мувит, хоть так за него отомщу – раненым помогать буду!». И что война, видимо, все-таки долгой не будет, потому что «ведь сильно добже их побили, замиренья просить будут – вы-то как думаете?»… Разговор юноше не мешал ничуть, хотя посетитель сам говорил мало. Хозяин спохватился, только когда послышался резкий электронный сигнал – видимо, заранее выставленный где-то за стойкой на приборах:
– О! Полчаса до парада! Сейчас соседи собираться начнут…
– Полчаса?! – юноша вскочил, заторопился.
Хозяин, очевидно, собиравшийся предложить посетителю остаться – экран в кофейне был огромный, – тут же уважительно спросил:
– Так у пана билет?
– Ну… – юноша развел руками и от смущения полез снова за бумажником, но хозяин с улыбкой задвинул его руку обратно в карман.
– С праздником. А
До трамвая сразу добраться не получилось – перед самым носом движение перекрыл идущий строй солдат в парадных мундирах малиново-черно-белой расцветки. Но никто даже не пытался возмутиться – наоборот, со всех сторон послышались приветственные выкрики, слившиеся в единый гул, который, впрочем, перекрыли солдаты, хором грянувшие песню…
Это шла Гвардия – Дроздовский полк, и стены дрожали от грохота шагов и мужских голосов…
Нам в окопах родиться велела судьбаИ в походах провесть свои годы.Мы не спим, ожидая, когда же трубаПозовет нас в походы, в походы!Нам не нужно ни денег, ни славы, ни благ —Лишь бы был вещмешок за плечами.Никогда мы не сможем умерить свой шаг —Будем днями шагать и ночами.Мы не можем забыть, мы не можем предать,Мы не можем отсрочить отмщенье.Мы идем не проигрывать, а побеждать,Не бывать никогда пораженью!От походов во веки веков не устав,На ходу с неба звезды хватаем…И Святое Писанье – Военный Устав —Нас сближает немножечко с Раем.Мы пока затаились в казармах своих,Мы пока лишь готовимся к бою,Ждем мы грома небесного от часовых,Что в поход позовет нас с тобою!Мы до самого логова Зверя дойдем,Чтоб гордились героями деды…Что ж, дроздовцы… Довольно валяться! Подъем!От привала – и вплоть до победы! [18]18
Стихи Бориса Лаврова.
Лицо юноши стало каким-то самоуглубленным и в то же время решительным. Он не кричал вместе с остальными, но провожал взглядом строй как человек, что-то для себя окончательно прояснивший… И это выражение сохранилось на его лице, когда он легко вскочил на первый трамвай – звонко заголосивший на повороте…
…Занять свое место на импровизированной трибуне – между сухощавым стариком-офицером и крайним из группы взволнованных донельзя мальчишек-скаутов, которым изменила даже англосаксонская сдержанность – юноша успел как раз к тому самому моменту, когда над площадью повисла тишина. Сразу после отчетливого удара в невидимый огромный барабан – одинокого и раскатистого. А потом зазвучала музыка – музыка, похожая на… да нет, она не была похожа ни на что. Просто – музыка. Но по лицам людей вокруг было видно, что каждый из них представил что-то свое. Что-то – самое лучшее, самое близкое и светлое в жизни…
И трибуны вздрогнули, как одно большое живое существо, которому сделали больно, – когда светлый поток вдруг прервался. И в наступившую секундную тишину упала – именно упала, тяжко и колюче – совсем иная мелодия.
Эта музыка грохотала и ревела. И в этом реве отчетливо слышались угрожающие чужие голоса, гул форсированных двигателей, тяжкий лязг металла и близящийся гром шагов – диссонансный, не марша солдат, а накатывающейся орды… Над горизонтом поднялись и уперлись в небо, растеклись по нему, заполнили летнюю белизну черные столбы дыма. А потом над ними и над миром – в космос, в неизбежность – встали четыре ярких меча густо-алого пламени. И начали опускаться – на улицы, на город… на всю Землю – под торжествующий злой рокот Нашествия…
И тут ударил барабан. Не гулкий и мягкий, как вначале, а рассыпчатый, сухой и злой.
Барабан бил дробно, громко и упорно. Все, кто напряженно смотрел в сторону, откуда опускался огонь (словно бы это по-настоящему, словно бы не постановка…), повернулись в сторону этого звука.
По мостовой – навстречу дымным колоннам и клинкам из багрового пламени, навстречу давящему реву Нашествия – шел мальчишка. Просто мальчишка, без формы. Он шел и бил в высокий барабан, не глядя по сторонам. На середине площади мальчишка показался совсем маленьким, беспомощным и… упрямым. Он чуть приостановился, глянул на нависающие над ним столбы пламени – и выбил раскатистую дробь призыва.