Шага
Шрифт:
Они удаляются от него, расходятся по разным сторонам сцены и готовятся слушать историю птицы. Мужчина углубляется в эту историю. Он не хочет упустить эту возможность: рассказать историю, которая ему стоила потери свободы. Историю расплывчатую, идиотскую, идущую от сердца и состоящую большей частью из оговорок.
М: Эта птица прилетела ко мне однажды утром…
Остановка. Он не в состоянии продолжать. Он смотрит на А, взгляд которой обращен в другую сторону. Затем на Б, которая смотрит
М: Эта птица прилетела ко мне однажды утром…
Опять остановка. А по-прежнему где-то в другом месте. Б медленно идет к М и дотрагивается до него.
Б: Ойо ойо ойо ойо (и все на сегодня?)
Б «физически» остается рядом с М. Это позволяет ему продолжить свой рассказ. Один бы он не смог. Два безумия, соединившись, расскажут эту историю. А — словами. Б — жестами и гримасами будет выражать свои чувства, свои сомнения — за исключением тех случаев, когда ей будет что-либо непонятно. В основном, она поймет лишь то, что будет понятно и нам.
Роль А будет состоять в том, чтобы «душить» поэзию, которую, подобно миазму, могла бы источать эта история.
М, продолжает: Я спокойно спал, и вот вдруг слышу: «Алло, алло, это йа». Я в ужасе кричу. Я спрашиваю: «Кто это, я?» и слышу в ответ: «Йа, йа». Я открываю глаза и вижу ее в двадцати пяти сантиметрах от собственного носа. Она смотри на меня?
Б: Как она залетела?
М: Через окно.
А: Потому что вы спите с распахнутым окном?
М, сбитый с толку: Да.
А: А я — нет. Раньше считалось, что это полезно для здоровья, теперь господствует другое мнение.
М: А.
Рассказ возобновляется.
М, продолжает: И что же я делаю? А что бы сделали вы?
А: Конечно, ничего, а что бы вы хотели? В таких случаях остается только терпеть.
Б: Нудрина окностра?
М, он понял: Нет, она бы не улетела… можно было видеть, как она выглядела… преисполненная решимости… окончательно… бесповоротно…
А, безапелляционно: Если птица решилась принадлежать, это ужасно, нет ничего более принадлежащего, чем птицы.
М: Верно.
Б, звучно: В САМОМ ДЕЛЕ.
М: И потом, должен признаться, меня это заинтересовало. (Обращаясь к Б, тихо) Много чего со мной случалось, но что-либо подобное — никогда, никогда…
А: Как вы это приняли, плохо, хорошо?
М: Я принял это ВО ВНИМАНИЕ.
Всеобщее согласие по поводу этого слова, вот уже многие десятилетия, с низвержением буржуазной литературы, ничего более не означающего.
А: Какая у нее была голова?
М: Голубая, голубая. Она была голубая. (Пауза) Она осталась. Почему? Полная тайна. Она осталась со мной.
Короткое молчание.
Б: Йа, йа.
А: И тогда?
М: тогда я сказал себе: «Одна из двух, либо это
Б: Заройдос, заройдос.
А: Ну, а птица? Что слышала она?
М в замечшательстве.
М: Ничего. Птица не слышала ничего. (Пауза) Одни утверждали, что эта птица ничего не говорила, другие — что она говорила не то, что я слышал. Моя жена, например, слышала: «Алло, алло, тону я». (Смешки Б и А), а вовсе не «алло, алло, это я» (Опять смешки) Понимаете?
Б понимает: Юми попи.
А: Ну, а какая разница, «Алло, алло, это я» или «Алло, алло, тону я»?
М в замешательстве.
М: Никакой. Если не считать, что «Алло, алло, это йа» никто не слышал, кроме меня.
А: Я понимаю, но не могу понять, почему я понимаю. Я понимаю, что вы говорите, но то, что вы хотите сказать, говоря то, что вы говорите — этого я не понимаю.
М в полном смятении.
М: Я говорю о птице. Вы разве не понимаете, что я говорю о птице?
А: Ну, и куда же мы идем?
М: Куда…
Б: Ойо, ойо.
К М возвращается смелость.
М: Нет, птица не должна была бы говорить. Если обратиться к началам начал, птица не должна была бы говорить. Во всей истории ее вида не было ни единого случая, чтобы его представитель заговорил. Так что она первой переступила порог.
М: О…
А: Напрасно вы так хотите добраться до цели, все это ни о чем не говорит.
М, сбитый с толку: В каком смысле ни о чем не говорит?
А: Ни в каком.
Б: Ойо (хватит).
М вновь набирается смелости.
М: Она всегда говорила одно и то же, но с такой настойчивостью, такой настойчивостью… я уже был в нерешительности… (Галлюцинируя) Никто не слышал то, что слышал я, но это ничему не мешало, я слышал: «Алло, алло, это йа». Но сам по себе слышать «Алло, алло, это йа» было бы совершеннейшим пустяком, не так ли, важно, что я начал замечать, предвидеть, проникать, теряться…
А: В чем?
Но М уже несгибаем.
М, очень буднично, словно это само собой разумелось: Что ж… Во тьме.
А: И не меньше!
Короткое молчание.
М, после паузы: Мне стало страшно.
А: Смотри-ка…
Б: Ох ох ох (мне тоже).
М: Сначала совсем чуть-чуть, затем все больше и больше, затем, в конце концов, настолько, что я прекратил всяческие отношения с птицей… да… не поверите, до чего я дошел. Я стал тем, кто ничем не интересуется, кто ничего не слышит. (Пауза) Напрасно продолжала она: «Алло, алло, это йа». Я был непроницаем.
Б, испуганная и взволнованная: О… птица натаган?