Шаги по...
Шрифт:
Кстати будет время, разберись, почему если «харизма», то «хоризмотичен» и «харизмотичен» равноиспользуемы?
Поэтому правильнее было бы «Комт с тричиком…». Иначе у читателя создастся неправильное представление о равенстве персонажей. У тебя же центральная фигура «комт»? Объем работы ограничен. Так и ставь его доминантой повествования сразу. А «тричика» – вспомогательным персонажем, на фоне которого и будут оттеняться особенности характера «комта» «айсенью».
– Дядя, Коля! Всё, всё!
– Не всё сразу. Будет время. До завтра.
Будильник у нас на «шесть», – улыбнулся Николай, вставая, – «Тыкыты акаталёкотошкаката наката жикитизньото влокотобото смокототрикики. Глакатазаката окототото некетеёкото токото встокоторокотонукуту некете окототвокотодикики.»
А у тебя – есть ли с кем говорить-то?
…Николай замерз на Полярном Урале в конце февраля следующего года. Ушел один и не вернулся. Нашли его по пеленгу на телефон всего в пятнадцати километрах от жилья.
Так и не успел Алешка узнать, что Николай тогда ему сказал: «Ты, Алешка, на жизнь в лоб смотри. Глаза от неё-то в сторону не отводи!»
А Николай Владимирович Шауберт, до сих пор ездит летом в Германию и ведет там летние занятия по русскому языку и литературе то ли в клубе, каком, то ли в кружке, а зимой ведет курс «Теоретическая механика» в когда-то «политехническом» институте из которого много «кого» вышло.
В том числе и неплохие музыканты.
«За Прагу»
– Сядь! Посиди! – дядя Витя хлопнул ладонью по лавочке рядом с собой. – Были? – мотнул головой в сторону дороги, ведущей на кладбище.
Я кивнул.
– Батька был – я видел. Хотел подойти, да вот… – он ударил палкой по ноге.
…Победа!..
Долго ли праздником продержится день? Или забудут?
Вы-то нет. А вам и осталось-то… Вы еще нас молодыми помните. А?.. Чё говоришь?..
Мы помолчали.
– …Под Прагой Победу я встретил. …9 мая. …Утром…
Летит на лошадях повар наш. С котлом вместе. Из трубы дым.
Иван Николаевич Ведров. Из-под Смоленска. Летит. Остановил лошадей и из автомата весь диск в небо. Мы ничего понять не можем. В Праге-то ещё фашисты были. За оружие, к нему. А он сказать не может ничего. Плачет. Кадык ходит. Пилотку снял. Мы по сторонам – нет никого. А он рукой показывает, мол – «дайте ещё диск». Протянули. Он и его… весь в воздух. Тогда и выдохнул: «Победа! Сегодня утром – всё! Конец!»
Тишина. Тихо стало. Ротный бежит с пистолетом. Орёт что-то. Сказали ему. …Да!..
…Орали, стреляли. Ротный тоже орет. Потом затихли. В Праге ещё немцы были.
…Старый был – Иван Николаевич. Мы всё его дразнили: «Ведров, дай каши ведро!» «Сопляками» нас называл. Помоложе был, чем ты сейчас. Мы его «дедом» звали. А кто и «батей». От Смоленска до Волги, а потом вот от Волги до Праги дошёл. Мимо дома шёл. Говорил, что «нет дома»! Ведров!
Всё объяснял, что фамилия его правильно Вёдров. Солнечно и сухо, – значит. Самый сенокос.
Сам из нашенских, с Урала, а вот под Смоленском осел.
Много у нас было с Урала да с Сибири.
...Солнечно и сухо, – значит!..
Говорил, что «писарчукам» лень было точечки поставить. Вот и получился – Ведров. «Перекрестили, чернильные души», – говорил.
...Нет, уж! Если «точечки» есть, то ставить их надо!
Малось такая, а, вон гляди, как все может быть по-другому.
...Четыре года и всё – поваром. Любили мы его. Как батька был. По дому скучали – к теплу тянулись.
…Ротный к нему: «Что палишь? Немцы!..» А сам смеётся. Мальчишка был совсем. А тот ему: «Так войны нет! Так хоть пострелять! За войну не пришлось ни разу!»
Все смеются. А он: «А вот, и не пришлось ни разу! Спросят, а я что скажу!»
Смеялись все. Вот ведь как! Столько времени среди крови, скольких схоронил, а сам и не стрелял "ни разу".
…А что? Может быть! Да и медалей у него не было. А где?.. Нас кормил и всё! А может и были?.. Не носил, не хотел нас стеснять. А может, и не было! На войне ведь нет таких наград. Может «За боевые заслуги» и была. А может, и нет.
Говорил, что маршал Конев его кашу ел и хвалил. Это – похоже. Я такой вкусной больше никогда не ел.
...По-чешски тоже так же, – ведро – значит хорошая погода. Хорошо – значит. Тоже славяне!
"Дед" всё смеялся: – Меня славят!
А они кричат: «Сла-вя-не! Сла-вя-не!» А если одним ухом встать, то вроде, как "Слава Ване! Слава Ване!"
...А-а-а! ...Для Европы мы все были – "Иван"!
И казахи – Иван, и калмыки – Иван! Все – Иван!
…Убили ротного 13 мая. Не одного его! Многих тогда убили. Под городом Пльзень.
…Прагу 9 мая взять-взяли, а потом-то ещё война была.
…Хорошо помню – 13 мая убили. Там и схоронили – после Победы.
Да-а-а! Под городом Пльзень.
«Дед» – дядя Ваня Ведров и схоронил его. И опять плакал! Вот!
…Меня, тоже там последний раз ранило, в ногу задело. Не пошёл я в госпиталь-то… А так бы потерялась бы медаль.
Вот она. Дядя Витя приподнял медаль. На одной стороне всходило Солнышко, на другой было написано – «9 мая 1945г».
– А это, – он показал на медаль «За отвагу» – сестрёнка её. В один день их получил. За последний бой.