Шаги в глубину
Шрифт:
«Обормот?..»
— Что с Дональдом? — спросила я.
— А это надо уточнить у тебя.
Я посмотрела в облако дыма, почти скрывающее лицо доктора Окамото.
— Объясните, — потребовала я.
«Дональд, черт. Ты ведь должен был вернуться, идиот. У тебя же должно было хватить везения на нас на всех».
— Фрегат «Телесфор» сильно поврежден, стоит сейчас в шлюзе, но мы не смогли в него попасть.
— Что?!
Окамото пожала плечами:
— Он держит полное силовое
«Интересно, почему бы это»,— стиснула зубы я. Корабль в ходе миссии получил высшие коды доступа, то есть, пока пилот и корабль едины, никто другой вмешаться в систему не может. Значит, он хотя бы жив. Значит, все…
Я запнулась. В моих воспоминаниях зажглась крылатая звезда.
…А потом у фрегата «Телесфор» выросли пылающие крылья.
Когда ослепшие глаза пришли в себя, я вызвала Дональда, но на экране были только помехи. Предвестия поднимались к нам все выше, Предвестия опускались к нам все ниже, а «Телесфор» горел звездой, и наконец связь установилась.
Запуская пинками застывшее сердце, я смотрела на финал своего давнего кошмара.
Горящая белым пламенем последняя из Лиминалей привлекла к себе обормота и поцеловала его в губы. Я уже слышала треск рвущейся кожи, слышала фарфоровый звон лицевых костей, и длилось это звенящую вечность, и, кажется, в меня попали, и еще раз, а потом все закончилось, и я тупо смотрела, как между губами отстранившихся Дональда и Реи тянется тоненькая ниточка слюны.
«Прости меня».
Я вздрогнула. Голос шел отовсюду, и градары взбесились: вокруг «Телесфора» из кипящего газа появлялись нечеткие силуэты, огромные призраки. Они обретали плоть Заката и становились кораблями.
«Я предала тебя твоему отцу. Я боялась за тебя».
Корабли рождались между крыльями, растущими из «Телесфора», и устремлялись в разные стороны. Дикой формы, древние, снятые давно с вооружения эсминцы, крейсера, тактические корветы, корабли РЭБ — я смотрела на эту рухлядь и понимала только одно: это все суда планетарной обороны.
«Я обманула тебя, чтобы быть рядом».
Эсминец поймал лобовой выстрел Предвестия, но все равно вышел к нему вплотную и вспух во взрыве собственного реактора. Прямо надо мной еще одно судно перехватило плевок врага, дало бортовой залп, уже исчезая в облаке рвущегося сквозь обшивку газа.
Мне только и оставалось, что вздрагивать от оглушительного шепота исповеди, исповеди вечной тихони, и вертеть головой, наблюдая за самым невероятным массовым самоубийством. Вокруг «Телесфора» в лучах крыльев кружились дома, мосты, пусковые мачты противоорбитальной обороны, кружились облака мусора, который когда-то был планетой.
Планетой, так и не закончившей свой бой с «Тенью»…
— Доктор Окамото! Мы получили телеметрию!
Я открыла глаза. Черт, я способна до сих пор что-то видеть, и это поистине великолепно.
Офицер подал Окамото планшет и почтительно отскочил в сторону, косясь на меня. Нашел чудо зазеркальное, подумала я и с удивлением поняла, что меня еще что-то в этом мире раздражает. Тоже, если разобраться, здорово — в этом сером коридоре, под этими тусклыми-тусклыми лампами.
А еще я спокойна, как корабль без запал-карты. Все равно мне все расскажут. Тянулась пауза, тянулись удары сердца, размазанные химией. Кстати, да: это же круто — у меня есть сердце. Ну, или что-то, к чему смогли прицепить водитель ритма.
— Хорошо, — сказала Окамото и посмотрела на меня. — «Телесфор» впустил наши программные модули, прошел проверку. Там некритичные повреждения, щиты до сих пор работают. Вопрос времени.
— В задницу ваши повреждения, — сказала я. — Экипаж?
— Десант не пережил перегрузок. Дональд Эшспэрроу стабилен, но самое интересное, что Лиминаль разобрала себя не полностью.
— Разобрала?
Окамото посмотрела на меня и кивнула, ища, куда бы деть докуренную сигарету.
— Разобрала. Мария Карпцова очень любила термин «дизассемблирование», — чертова доктор загасила окурок пальцами и сунула его в карман халата. Вот так взяла и сунула в карман. — Но Рея не прошла полного процесса.
— И сейчас она…
— Она в коме.
Я откинулась в своей каталке. К телу возвращалась боль, и в руку тотчас же что-то тупо толкнуло: кто-то из медиков вколол в меня добавки.
— Редкостный засранец этот ЕгоСын, — сообщила я потолку.
— Что ты имеешь в виду, моя родная?
— Ну, вы подумайте, с чего «Телесфор» вдруг впустил ваши программные щупы, но не убрал щиты.
Окамото бросила взгляд на планшет и вдруг сорвалась с места. Она бежала среди расступающейся толпы безликих солдат, и я в жизни не видела ничего прекраснее, а потом загремела тревога, толпы не стало.
— Хрень какая-то, — с чувством сказал один санитар другому.
— Не иначе. А с ней-то что делать?
— «Ее» можете и спросить, идиоты, — вздохнула я.
Страшно неохота думать о тревоге, о том, что Дональд — говнюк, что все так обернулось и вообще — я набор мясной вырезки, наполовину прооперированный, наполовину слепленный так, чтоб не развалился.
— Виноват, — сказал первый санитар. — Еще укольчик?
— Себе поставь. За мой счет.
Санитары хмыкнули.
— Вас в медотсек, видимо?
— Ну, мне кажется, да. Но вам виднее, — я замолчала: как-то вдруг сообразилось, что я до сих пор не знаю, где нахожусь. Тревога отзвучала, над головой снова мелькали лампы, в животе что-то больно-пребольно дергалось, будто полуоторванное.